— Он очень честолюбивый. Сомневаюсь, что захочет оставаться только провинциальным врачом. Он намерен переехать в Лондон, пройти специализацию и стать одним из модных и престижных докторов!
— Мне это не приходило в голову. Но даже если так, Лондон не на другом конце света, и мы сможем часто видеться.
— У тебя так легко все получается.
— А потом, вдруг он согласится остаться здесь навсегда. Чем он собирается заниматься?
— Его интересуют такие случаи, как у твоей матери. Болезни духа, — уточнила Люси.
— Мне будет очень грустно, если ты уедешь, но раз это необходимо, ты должна это сделать.
— Моя дорогая Минта. Предоставь мне самой решать свои проблемы.
Я очень удивилась, когда осознала, как многого еще в Люси не понимала. Она была не только спокойной, педантичной и очень разумной, но, оказалось, еще и романтичной. Совершенно очевидно, она не была страстно влюблена в доктора Хантера, но должна была понимать, что брак с ним предоставляет ей прекрасный шанс.
Был туманный ноябрьский день. Стояло полное затишье, и, казалось, все было пропитано промозглой туманной сыростью. Она незримо присутствовала даже в доме.
Все утро Люси работала по дому. Как она только везде успевала. Слуги не возражали, за исключением, пожалуй, одной лишь миссис Гли, ревниво следившей за тем, как вторгаются в ее сферы. Люси обычно составляла меню, через Лиззи посылала его маме, а потом спускалась на кухню и заказывала блюда. Мама никогда на меню не смотрела, но Люси настаивала, чтобы ей его показывали. Люси была прекрасной хозяйкой, и ей нужно было бы иметь свой дом.
Почти все утро я провела в оранжерее. В саду уже доцветали хризантемы, астры, георгины и маргаритки.
Я составляла букеты и думала о том, как это скучно — делать каждый день одно и то же. Я вдыхала слабый аромат осени, исходивший от цветов, и представляла себе, как через много-много лет по-прежнему буду составлять букеты: сначала из первоцветов и нарциссов, потом — из летних цветов, а в декабре — из жимолости и падуба. И по-прежнему — в этой оранжерее, которая когда-то была монастырской темницей, с каменным потолком и маленьким окошком, зарешеченным тремя железными прутьями. Сердце мое рвалось к переменам. Много позже я вспомнила пыл своих устремлений и подумала, как странно, что именно в тот день жизнь моя так резко изменилась.
Разглядывая звездочки маргариток, я видела лишь его глаза, черты надменного лица. Глупо было продолжать вспоминать о незнакомце, которого я встретила случайно и едва ли увижу вновь.
Вошла горничная, чтобы унести цветы и расставить там, где я велела. До завтрака оставался еще целый час, и в другое время я бы еще успела прогуляться по саду, но унылая, сырая погода к этому не располагала. Я сидела в своей комнате, а моя память опять возвращала меня к тому дню, когда ветер принес девичий шарф. Я подумала о маме, которая любила и была любима в этом доме, и о том, что она могла бы быть совсем не похожа на ту женщину, какой ее знали все.