— Замуж за Бевила!
— Ну, ты же в него влюблена, разве нет? «Моя дорогая, моя бесценная, моя жизнь!» — как сказала бы миссис Пенджелл. Ты покраснела. Румянец идет тебе больше, чем бледность. Так что, по-моему, это — не такая плохая идея. Я буду всячески ее культивировать, Хэрриет.
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду… насчет замужества.
— Значит, ты слепа, как дюжина летучих мышей. Тебе же известно, каким образом все это делается в семьях типа наших. Родители сами выбирают нам мужей… словно королевам. Бевил — для тебя, а Хэрри Леверет — для меня. Бедняжка Хэрри, у него рыжие волосы и совсем не видно ресниц. Зато чего у него навалом — так это фунтов, шиллингов и пенсов, а у нас в семье, как ни странно, считается, что это — важнее, чем ресницы. И в твоей тоже. Именно поэтому мы всегда так рады пригласить Леверетов и Делвани в Менфрею. У нас к тому основательные причины, так ведь?
— Но они очень… меркантильные.
— Имей же совесть, Хэрриет. Мы бедны. У нас — самый большой дом в Южном Корнуолле, и это старое чудовище, которое пожирает фунты, шиллинги и пенсы. Ты не понимаешь. Мы ленивы и безответственны. Мы всегда такими были. Чудовище требует крови богатых, юных девственников, вроде тебя и Хэрри — поскольку ты, я знаю, девственница, и Хэрри наверняка тоже. Так что ты нам нужна.
— А Бевил знает обо всем этом?
— Ну, разумеется.
— И он не возражает?
— Возражает! С чего бы! Он в восторге.
— Ты хочешь сказать, что я хоть немного ему нравлюсь?
— Не будь дурочкой, Хэрриет. Ты — наследница. У твоего отца куча денег, и ему некому их оставить, кроме тебя.
— Вряд ли он оставит мне хоть что-нибудь.
— Наверняка оставит. Все всегда завещают свои деньги наследникам… как бы сильно их ни ненавидели. Это — дело чести, или что-то вроде этого.
— Но это же свинство… я имею в виду — по отношению к тебе и к Бевилу.
— Господь с тобой. Нас это не волнует. — Гвеннан встала и сложила руки, изображая святую. — Это — во имя Менфреи, — добавила она.
Как-то вскоре после этого разговора она показала мне столик в холле.
— Когда-то, — объяснила она, — он был украшен драгоценными камнями. Я думаю, рубинами. Смотри, их все вынули. Мои предки продали их один за другим…чтобы спасти Менфрею. Ну вот, теперь рубинов больше нет, так что требуются жены и мужья.
— Став женой, я буду ценней, чем рубины, — пошутила я.
И мы обе захихикали. Так было всегда: как бы сильно Гвеннан ни обижала меня, мы всегда смеялись вместе; и сколько бы она ни унижала и ни порицала меня, я всегда оставалась ее ближайшей подругой.
Когда мой отец собрался устроить в «Вороньих башнях» бал-маскарад, Гвеннан просто лишилась сна. Нам было по шестнадцать лет, и мы еще официально не выходили «в свет», но Гвеннан приставала к леди Менфреи, пока та не разрешила нам посмотреть на бал с галереи, если, разумеется, мой отец даст на то свое позволение; а поскольку леди Менфреи лично просила его об этом, он милостиво согласился.