Снова пауза, потом шаги, сухой треск колючек. Голоса совсем рядом.
— Что там написано в твоей книге, Сергей? Нам следовало бы проводить побольше ночей так, чтобы ничто не заслоняло от нас звезд...
— ...и поэту не всегда слагать свои поэмы под крышей, — торжественно произносит Сергей и вдруг с хрустом потягивается.
Черт возьми! Откуда столько треска в таком маленьком теле?
2
Освобождая погребальную камеру от лёсса, я наткнулся на горлышко глиняного кувшина. Вскоре показался темно-серый бок. небольшого горшка. Два сосуда!
— Сейчас мы их поразим, — говорит Олег. — Первая находка!
— Алло, археологи! — Над нами неожиданно вырастает Алина. — Не увлекайтесь! Оставьте все на месте. — Она прыгает в яму. В руках у нее теша и щетки. — Спасибо. Переходите на девятый курган. Верченко вам все объяснит. Э, не забудьте кирку!
К полудню, когда мы с Олегом вернулись на свой курган, там уже работала художница Наташа, болезненного вида девушка, не снимавшая вязаной фуфайки даже в самую жару. По-моему, она вообще не замечала жары.
Камера была старательно вычищена. В ней на левом боку лежал скелет ребенка: кисть левой руки перед лицом, кисть правой — у левого локтя. Очень неудобное положение! На костях обеих рук были бронзовые браслеты, ядовито-зеленые, сильно изъеденные солями. В изголовье лежали кувшин и круглодонный горшок. Хотя сосуды покрывала пыль, было видно, что они подверглись только слабому, очень неравномерному обжигу. Горлышко кувшина выглядело светлее тулова и имело совсем другую окраску.
Итак, сегодня мы возвращаемся с находками. Алина бережно держит в руках керамику, у Олега на коленях деревянный лоток с костями.
— Поехал мальчонка, — весело говорит он.
— Так ведь девочка же, — вмешивается Сережа. — Браслеты на руках. Дочь кочевника.
— Девочка, мальчик... Какая разница! Первое путешествие на машине после трехтысячелетней лежки.
Сережа поворачивается к Саше Верченко.
— Ей правда три тысячи лет?
— Да, пожалуй.
— Но ты, кажется, не очень в этом уверен, — говорит Андрей.
— Вот найдем сотню горшков, тогда и датировать можно будет с большей определенностью.
— Где мы копаем? Бишкентская долина, чьи это земли?
— Это Северная Бактрия. Она входила в одну из восточных сатрапий Ахеменидского государства. Но наши курганы — памятники другой эпохи, более ранней. Мы не знаем, существовали ли здесь тогда какие-нибудь формы государственности.
— А что мы знаем?
— Достоверно известно одно: вот по этой самой дороге, по которой мы с вами едем, три тысячи лет назад двигались орды кочевников. Наши курганы и другие погребения, раскопанные здесь, например, Тулхарский могильник, — это первые памятники Бактрии доахеменидской эпохи.