— Из корзин?
— Ну да! Что, ты думаешь, профессор увидел первым делом, когда приехал в Нью-Йорк? В первое же утро на Таймс-сквере он стал свидетелем ловли полутораметровой змеи. Это рок. Понимаешь?
— Понимаю. А все-таки что он говорит про скорпионов?
— Что говорит, что говорит... — Олег полистал книжку. — Про них здесь сказано коротко: укус скорпиона в жарких странах смертелен.
— Да-а... Незатейливый лаконизм.
— Для нас с вами это черный юмор.
— Самый большой юмор в том, что автор посвятил книгу своей жене, — сказал Андрей.
— Там есть очаровательное место про пауков писуриде. — Сережа потянулся за книгой. — Ты не возражаешь, Борис, если я прочту несколько строк?
— Пошел к черту! Вы могли бы избрать другую тему для вечерних бесед? Я вздрагиваю от каждого шороха.
— Ладно, — сказал Андрей. — Поговорим о прекрасном. Но прежде я хочу лечь. Где у нас простыни?
— В одном из спальных мешков, — сказал я. — Там, снаружи. Ты ведь не пойдешь их искать?
— Отчего же. Обязательно пойду.
— Только не заблудись, — сказал Олег. — Ты отравлен культурными запросами, Андрей. Одну ночь можно было обойтись и без простыней. Мы в пустыне.
— Что из того, что в пустыне! Не надо делать уступок лени и потакать собственному разгильдяйству. Надо блюсти себя в мелочах. — Андрей поднял палец. — Берегите пенсы, а шиллинги сами себя сберегут. Надо блюсти себя, надо бороться против внутреннего свинопаса... Впрочем, не настаиваю. Живите как знаете. Но говорю вам: вас погубит привычка к лени, вы скоро опуститесь, потеряете человеческий облик...
И пошел, и пошел.. Едва его уняли.
— Хорошо, закругляюсь. Но если бы я не боялся оступиться и утонуть в этой самой Чашме, то обязательно пошел чистить зубы.
Андрей еще что-то бубнил за стенами палатки, гремел складными стульями и наконец явился с простынями.
— Счастье, Борис, видишь ли...
Они продолжали спор, начатый еще, наверное, в Ленинграде. «А-а, — подумал я, — разговоры о счастье в степи, при свете мигалки, классика, XIX век, знаем...»
4
Когда я проснулся, они уже разговаривали. Олег сидел поверх одеяла и курил.
— Горазд же ты спать, — сказал он.
— Я хотел послушать, но незаметно уснул.
— Не отчаивайся. Наши мудрецы все равно договорились до бессмысленности человеческого существования.
— Меня всю ночь мучили кошмары, хотя я уснул с мыслью о счастье, — сказал Борис.
— Ничего странного. Ты просто увидел, какое оно, счастье.
— Нет, это, по-видимому, отголоски вчерашних разговоров о змеях.
В палатку заглянул Сережа. В руках он держал полотенце, панама его съехала на ухо, глаза блестели.