Лобанов устроил на подоконнике засаду. Но эта хитрость мало помогла ему. Серебристые сигары с откинутыми назад плоскостями проносились над головами с такой скоростью, что он ничего толком так и не смог разглядеть.
— Это какие-то молнии среди ясного неба, — сказал он растерянно, — Надо же!
— Значит, надо! — с гордостью за своих людей ответила полненькая официантка, подавая Лобанову прямо на подоконник очередное блюдо.
— Не иначе как ваш суженый там, — Лобанов подмигнул подавальщице. Он хотел сказать ей какой-то комплимент, на которые был горазд, но в это мгновение раздался сильный взрыв. Мы увидели Лобанова уже сидящим на полу с вилкой и ножом в руках. На безукоризненно отутюженных его брюках и на полу лежали ломтики жареной картошки и осколки от тарелки.
Все повскакали с мест и бросились на улицу. Было непонятно, как там раньше других очутился Лобанов, только что сброшенный на пол взрывной волной. Длинный и худой как жердь, он нескладно метался по снегу и что-то кричал. По-женски красивое лицо Николая стало совсем белым, будто лейтенанта только что загримировали для цирковой трагикомической роли. В темных, всегда насмешливых глазах горела какая-то дикая решимость. От лоска, который он наводил утром, не осталось ничего.
Да и все, наверно, хороши были в эту минуту. Мы искали место, куда угодила бомба, думали, что сможем оказать помощь пострадавшим.
— Заходите в столовую. Простудитесь, — наша подавальщица зябко ежилась у дверей и поправляла кружевную наколку. — Какао я принесла вам в другой зал.
Что же произошло? Почему спокойна эта девушка, — так сказать, слабый пол человечества? Почему не видно тревоги на лицах у солдат, расчищавших от снега дорогу? Тогда мы ничего не понимали. И первое объяснение получили от дежурного по столовой.
— Звуковая волна от самолета, — сказал он. — Кто-то из вашего брата нарушил дисциплину: пробил звуковой барьер ниже положенной высоты.
Звуковая волна! Как же можно было забыть об этом! Ведь читали.
Понемногу мы отошли. Стали подсмеиваться друг над другом.
— Ну что, Лобанов, посмотрел, как сверхзвуковые летают? То-то, брат!
Николай не любил, когда его поддевали, насупился, допивал какао молча. Мы не злорадствовали. Неизвестно, что бы взбрело в голову каждому, кто оказался бы на подоконнике в ту минуту.
Первое занятие с нами провел тот самый полковник, с которым мы познакомились утром. Его, оказывается, «прикомандировали» к нам на все то время, которое летчикам и техникам нужно было затратить на переподготовку. Он должен был следить, как мы учимся, и отвечал перед начальником за нашу успеваемость.