Полковник понял меня.
— Она будет довольна, — сказал он, задерживая мою руку в своей. — И я тоже. Желаю тебе больших успехов. — Он впервые стал со мной на «ты» и оглядел меня своими светлыми глазами, как отец оглядывает сына, провожая на ратный подвиг.
На этот раз Бобров сам руководил полетами, и мы слышали, как в эфире звучал его высокий голос. Он говорил по радио то одному из нас, то другому:
— Взлет разрешаю!
Сделав прощальный круг над учебным центром, мы взяли курс на запад, где далеко за большими лесами, полями и реками находился «лесной гарнизон».
Сразу же стали забираться ввысь. На большой высоте двигатель значительно меньше расходует горючего, там нет болтанки, которая изматывает летчика, а разреженный воздух не оказывает большого сопротивления самолету, и он мчится «на всех парусах».
Полет строем требует огромного внимания; чуть зазевался, увеличил скорость — и врежешься в летящий впереди самолет.
Раньше, на штурмовиках, во время групповых полетов мне помогал воздушный стрелок Лерман. Стоило, бывало, чуть-чуть отвернуть в сторону или приблизиться к другому самолету, Лерман тотчас же включал переговорное устройство и говорил, как поступить, подтянуться или отстать, отвернуть вправо или влево.
Реактивные самолеты были одноместными. Здесь приходилось рассчитывать только на себя, внимательно следить за приборами и за воздухом, строго выдерживать скорость.
В нашей четверке ведущим шел Лобанов. А ведомым у него был Шатунов. Они чудесно слетались, строго выдерживали дистанцию и интервал. Все-таки не случайно их отмечал Бобров.
Я вспомнил, как однажды у Шатунова на взлете забило грязью отверстие трубки приемника воздушного давления — моментально вышли из строя приборы, показывающие скорость, высоту, набор и спуск. Прекращать взлет было уже поздно: самолет мог выкатиться за полосу и разбиться. Так Миша и взлетел все равно что с закрытыми глазами, в любую минуту ожидая опасность. Он знал твердо, на какой скорости при разбеге нужно отделять от земли носовое колесо и весь самолет; знал, на какой высоте и скорости убрать шасси и щитки-закрылки, когда переводить самолет в набор высоты. Но своими знаниями Шатунов не мог воспользоваться, потому что стрелки приборов стояли на нулях.
И все-таки Шатунов взлетел. Сразу же доложил по радио на стартовый командный пункт об отказе приборов.
Мы слышали его доклад, слышали, как руководитель полетов скомандовал всем прекратить радиообмен. Лобанов кинулся к стоявшему на линии предварительного старта самолету, быстро сел в кабину и запросил у руководителя полетов разрешение на запуск, выруливание и взлет.