Эта победа оставила у Ферриса лишь чувство внутренней пустоты. Он понимал, что злоупотребил ее доверием. Она пыталась причинить ему боль, но лишь из любви. Он причинил ей боль в ответ, чтобы защитить себя. На этом все кончилось. Если нет любви, то у Гретхен нет никаких причин дальше возиться с этим делом. Она не тот человек, который берется за безнадежные дела, и очень скоро у нее отбоя не будет от поклонников. Она лакомый кусок, и она это знает. Феррис рассчитывал на ее здравый смысл, но и представить себе не мог, насколько быстро это произойдет.
— Давай за работу, — сказал ему Хофман. Ему позвонили по защищенной телефонной линии и сказали, что расследование Управления в отношении Ферриса закрыто. Хофман сказал Феррису, чтобы тот немедленно садился в самолет, принадлежащий Управлению, и сегодня же вылетал. Он не сказал куда, но вполне очевидно, что не в Амман.
— Хочу посмотреть на Гарри Микера, — сказал Феррис.
— Гарри Микер ждет тебя в морозильнике. Поверь мне, он никуда не денется. И мы уже почти готовы подбросить его в пещеру Сулеймана. Осталось подготовить всего пару вещей. Поэтому я и вытребовал для тебя самолет. Наступает час «Ч». А нам надо сделать эти последние стежки красиво и аккуратно.
Феррис замолчал. Он был готов отправляться, даже, можно сказать, рвался в бой. Но где-то в глубине его сознания таился небольшой вопрос, любопытство относительно того множества маленьких загадок, которые Хофман оставлял неотгаданными.
— Можно вас кое о чем спросить?
— Конечно. Спрашивай, о чем хочешь. Вот отвечу ли я — это совсем другое дело.
— Зачем вам был нужен юрист? Что вы такого сделали, что пришлось покрывать Марку Шихэну?
Хофман ответил усталым голосом, словно вспоминая что-то очень неприятное:
— Не думаю, что ты обрадуешься, это услышав.
— Я хочу услышать это, — сказал Феррис. — Ведь это еще что-то общее в наших судьбах, так?
— Скажем так, я пересек черту. Большую красную черту. А Шихэн убедил людей в том, что лучше сделать вид, что я этого не делал.
— Какую же черту вы пересекли?
— А вот это тебе совсем не понравится.
— Не надо так, Эд. Я отправляюсь на поле боя, заниматься грязной работой, а вы со мной в игры играете. Так что это была за черта?
Хофман тяжело вздохнул. Ему было проще рассказать, чем спорить с Феррисом.
— Я пересек черту, на которой написано, что мы не должны убивать людей. Никто не хочет признавать, что это часть нашей работы, но мы делаем то, что должны. И я сделал это. Нечто похожее на то, что произошло с тобой в Йемене, с тем заключенным, но это продолжалось дольше, и людей замешано было куда больше. И никогда больше не спрашивай меня об этом. Но и не забывай: когда дело касается операций и я говорю, что надо сделать все, что потребуется, я говорю это всерьез.