После полудня они поехали на юг, обратно в закопченный изумруд Бейрута. Хани забронировал им номер в «Финикии» с видом на залив и заснеженную гору позади него. Алиса повесила на дверь табличку «Не беспокоить». Они начали медленно раздевать друг друга. Алиса изо всех сил старалась не касаться его ран. Она отвела его к кровати, и они легли. Они долго лежали, не начиная заниматься любовью, просто касаясь друг друга и вспоминая, позволяя любви и желанию вернуться к ним. Он ждал ее. Начать должен был не он. Пусть она сама возьмет его. И она сделала это.
Они провели в постели всю ночь и весь следующий день, заказывая прислуге еду, а потом уселись на балконе, выходившем к морю. Время растянулось до бесконечности. Им не надо было никуда спешить, не надо было ни о чем лгать. К вечеру Феррис начал засыпать и услышал, как Алиса поет ему колыбельную. Когда он проснулся, она перестала петь, а потом запела снова, касаясь спутанных черных волос на его голове. Феррис позволил своим мыслям медленно вернуться в прошлое. В своем роде, он проживал все в обратном направлении, но, может, это направление было прямым? Может, и так.
— Ты была частью этого, — сказал он.
— В конце — да, — ответила она, перестав петь, но продолжая гладить его волосы. — Я уже бывала в Сирии. И знала, что я делаю.
— Для Хани?
— Да. Он помогал мне оставаться в Иордании, и я иногда помогала ему. Но в последний раз я делала это ради тебя. Он сказал, что ты будешь в безопасности. Иначе ты никогда не стал бы свободен.
— Ты больше ничего не хочешь мне сказать?
Она надолго задумалась.
— Нет, — наконец сказала она. Коснувшись его лица, она улыбнулась и скоро заснула рядом с ним.
Они полетели обратно в Амман на личном самолете Хани. Хофман ждал их; возможно, он злился, но смог не показать этого. Как и предсказывал Хани, он присвоил себе всю славу, даже за операцию с «Аль-Джазирой». Хофман хотел получить полный отчет, и Феррис все ему рассказал, ничего не скрывая. Рассказ занял часа три, не прерываясь ни на минуту.
— Я хочу уйти в отставку, — сказал Феррис, закончив свой рассказ.
Хофман не стал его отговаривать. Только пробормотал, что целиком и полностью понимает его. Конечно, он мог вздохнуть с облегчением. Феррис был единственным американцем, который знал всю правду. И с этой точки зрения Хофман хотел бы в последнюю очередь видеть его на работе в ЦРУ.
Он предложил Феррису внушительное выходное пособие, не то чтобы золотое, но вполне серебряное. Пожизненные выплаты за утрату трудоспособности плюс особое пособие, поскольку он был ранен при исполнении. И особая премия из директорского фонда, «За отличную работу». Выплата за неиспользованные отпуска, премии за переработку и работу в опасных условиях. Не то чтобы настоящий подарок судьбы, но весьма немало. Хофман сказал, что они хотели тайно вручить Феррису медаль, и директор вручит ее ему, если он приедет в штаб-квартиру. Феррис отказался, и его медаль отправилась в сейф. К предыдущей, за Ирак.