— Он… — проводник замялся. — Он съел…
— Ну что такое? Не фунт же гвоздей! — нахмурился доктор.
— Нет… — понурился проводник. — Он съел кактус…
— Что-о? — Доктора Немертвых было сложно удивить, но Свищевски справился на отлично. — Где он взял кактус?!
— В салоне, — убитым голосом ответил тот. — Там стоит фикус, он на виду. А кактус задвинули поглубже, он очень колючий. То есть он не весь колючий, он вообще-то гладкий, забавный такой, а по краям этих… ну, из чего он состоит… колючки. Вот его-то господин Свищевски и съел.
— Весь? — серьезно спросил Теодор. Остальные следили за беседой в немом восхищении.
— Никак нет. Только две лапы понадкусывал. Ну, у кактуса как будто лапы, — пояснил проводник. — Но, наверно, он ужасно ядовитый, потому что господин Свищевски так страдает, так страдает, плачет…
— Ну хорошо, идем, взглянем на страдальца, — хмыкнул доктор и поднялся.
— Я тоже пойду! — вскочила Каролина. Поднялись и оперативники, а следом и сам генеральный следователь со стажером.
Пол Топорны остался безучастно смотреть в пространство, а поручик приступил к священнодействию — выбору очередного сорта кофе. Неудачники, не способные съесть кактус и остаться при этом в живых, его решительно не интересовали…
Стоны страдальца были таковы, что заглушали даже утренние экзерсисы господина Сверло-Коптищева. (А тот, будто проникнувшись трагизмом ситуации, играл что-то минорное и даже не очень громкое.) В стонах угадывалось имя госпожи Кисленьких, обещания немедленной и ужасной кончины, жалобы на жестокосердие вышеозначенной госпожи и многое другое.
— Нуте-с, — сказал Немертвых, — покажите мне этот кактус!
— Вот… — дрожащим пальцем указал проводник.
— Хм… — доктор подошел к растению, осмотрел его. — Обычный кактус, совершенно безобидный и неприхотливый, почему и выращивается в качестве домашнего растения. На исторической родине из него делают крепкий алкогольный напиток, но я не думаю, чтобы организм господина Свищевски был способен на перегонку сока… тем более, откусил он всего ничего.
Доктор посмотрел на мнущегося тут же фельдшера, стыдливо крутящего в пальцах клистирную трубку.
— Что давали пациенту?
— Касторовое масло… — понуро ответил фельдшер. — Чтобы, значит, очистило и вообще… Только они его пить не стали, вот, весь диван уделали…
— Надо было с другого конца зайти, — холодно посоветовал Немертвых. — И не с касторкой, а со скипидаром. Отличное средство для оживления покойников, скажу я вам!
Он вернулся к пациенту, раскинувшемуся на диване и стонущему столь пронзительно, что прослезился бы даже камень. Увы, доктор Немертвых был сделан из более прочного материала, а потому слезы лить не стал, а раскрыл саквояж, с которым не расставался.