Странно, но вчера, когда взгляд Витюши в сотый или в тысячный раз — он любит поглазеть на купальщиц и при этом показать себя, остановился на ком-то у нее за спиной, случайно и мгновенно, она не догадалась, а поняла, на ком. Страннее странного, но когда она обернулась — моторная память, как сумничал потом Алексей, то все странности исчезли. И еще — неслучайная, невидимая, но горячая молния длиною в хлопок обожгла спину, а чуть позже, когда они вместе поднимались по лестнице, она почувствовала след ожога — холодок от выступившего и остывающего пота, прохладу, как сейчас от бриза.
Она привыкла к теплу, хотя и сибирский климат не отличается скверностью погод, только ее перепадами. Но море, главное — море, и утренний, но все равно ленивый ветерок доносит его запах до автострады. А рядом, благодаря "Ариэлю" и шампуню, благоухает Алексей.
— Это то, что я думаю? — спросила она его вчера, на лестнице. Он непривычно выглядел в форме, на фоне солнечного света и загорающей лени, рядом с ней и с ее загаром. А в первый взгляд море и люди сразу стали фоном, застывшей картинкой на широком экране, заевшей пластинкой, кадром в тишине, в удивленном мгновении перед криком и свистом. Но никто не крикнул и не свистнул, только тяжело скрипнул своими железными извилинами Витюша, а у нее вырвалось имя. Имя вернуло движение и жизнь, странности исчезли.
— Так это то, о чем я подумала?
В красивом главном корпусе, в холле, есть пятнистый охранник, но Алексей совсем на него не похож. А главное — не сильный, но противный, резкий запах — она ткнулась носом ему в плечо и подмышку и почувствовала его смущение.
— Давно я не стирался.
Ну конечно, он замялся, пытаясь и не желая отстраниться, и ей показалось, что он вспоминает, что нужно сделать, чтобы покраснеть. Смущение мужчины — это всегда интересно.
— Как интерестно, — она еще раз вдохнула в себя незнакомый, но вполне понятный с первого вдоха запах. Не совсем такой, как от бумажной гильзы из обреза Степаныча. Море приелось, и поход кажется лучшими днями… — Ты, кажется, забыл, что я без пяти минут математик?
— Безработный.
— Мне предлагают остаться, не виляй.
— На шестой год?
Смущение и растерянность первой минуты исчезло, время "напряженных животов" истекло и, поднимаясь по мрамору ступеней, она отмечала, как легковеснее становились слова и естественней улыбки — как будто встреча была просто встречей, а удивление и нервозность остались внизу мокрыми, но уже высыхающими следами.
— Я помню твою склонность к вычислениям, — немного посопротивлявшись, все же сдался Алексей. — Да, это в точности то, о чем ты догадалась. А ты хорошо смотришься на мраморе! Тебе бы родиться где-нибудь недалеко от Ниццы, а лучше в Акапулько. Там волны больше. Будешь в Акапулько, не ныряй во время отлива, хорошо?