— У него на плече должно быть красное пятно. Или синее? Боевиков определяют именно так.
— Видишь, никаких пятен нет.
— Может, он левша?
— Не угадала.
— А может он стреляет как ковбой, с бедра? Давай посмотрим.
— Нет там никаких пятен, поверь мне на слово.
— На слово неинтересно, — улыбнувшись подруге, вздохнула своим мыслям Ирина, перестав рассматривать спящего Алексея и разглядывая теперь его сохнущую форму. — Мне кажется, он проспит до утра.
Лена не ответила. Медленные капли отрываются и лениво падают на пол, но летний воздух быстро сушит.
— Везет тебе, подруга! Ну почему мне такие не сваливаются на голову? Ну хоть бы один… а то попадаются все какие-то скользящие отдыхающие или планирующие негодяи.
— Планирующие?
— Во всех смыслах.
— Нет, я не уступлю. Извини, Ирин, а Сашин отец?
— О, этот один из смыслов, а для него единственный — затянулся и забылся.
— А где он сейчас?
— А нигде. Видимся раз в год, да и то случайно — какой спрос с планирующего негодяя? В первое время незаметно было, а потом поздно — соломенный жених. А тебе повезло, — она вновь поглядела на Алексея, — так бы смотрела и смотрела. Не ревнуешь?
— Не успеваю. Ты звонила?
— Да. Попался очень милый майор, и совсем не обиделся, когда я назвала его полковником. Спросил, почему старшина, а он старшина, — снова показательно вздохнула Ирина, — сам не позвонил.
— И что ты ответила?
— Старшина…
— Что ты ответила?
— А? — вернулась на землю Ирина. — Сказала правду: что он уже поднялся в номер и вряд ли сможет выйти до утра.
— Спасибо, и извини, что я тебя выгоняю.
— Не будь занудой, главное — чтоб человек хороший был, и чтобы не было войны. Хотя бы временно, хотя бы сегодня. Но ты не забывай, что сегодня очень скоро кончится, вот увидишь.
— Кто из нас зануда?
* * *
А между тем — обнаружен геморрой, и доктор сказала (а доктор — женщина, как грозно: женщина-врач, а как стыдно, и неудобно):
— Водки — не пить!
— Острого — не есть!
— Тяжестей — не поднимать!
— В кресле долго — не сидеть!
— О туалетной бумаге — забыть!
— Ваш друг — проточная вода, — улыбнулась медицинской улыбкою доктор, и взглянув на часы:
— Валя, чаю? — предложила она медсестре, уверенными движениями избавляясь от скользких перчаток.
"Не слишком ли много запретов?" — буркнула скромная мысль постулатного несогласия, и тут же туманно: "Приятного аппетита". Так, или примерно так думал испальпированный женщиной-врачом пациент, с понятными нервами натягивая спасительные "тэ" на оголенную "жэ", размышляя при этом о неудобстве и неинтересности женских поз и о том, что все-таки плохо, что геморрой, но все же хорошо, что он мужчина.