— Жизнь хороша? — не предлагая спора, утверждающе спросил Александр.
— Безусловно, — с готовностью согласился Алексей.
Море, пляж, медленно текущее по небу солнце, женщины, дети, красота загара и краснота ожогов, шум, визг, ворчание, молчание, слова ищущих и слух свободных, влажность кожи, скорый ужин, море, пляж, солнце, близкий вечер.
* * *
Аслан повернул ключ, и не новый, но ухоженный мотор "двадцать четверки" заурчал характерным звуком. Это была машина отца и, прислушиваясь к работе двигателя, он вспомнил, сколько радости и жгучего, но осторожного любопытства вызвал этот смешной по сегодняшним меркам автомобиль, а когда-то символ достатка и богатства и, безусловно, уважения — когда отец пригнал ее из города. Конечно, машины не были редкостью, но легковушки, став средством передвижения, еще не перестали быть роскошью. Появилась возможность купить — в те-то времена, и возражений и возмущений не было, потому что отца уважали, и то, что он, простой человек, сядет за руль "Волги" — необходимого тогда атрибута "настоящего мужчины", воспринялось как должное. Он не продал ее, не смотря на выгоду предложений, оставил ее себе и в семье, храня и ухаживая за ней — так получается, за данью людского уважения. Старушке уже двадцать, вокруг шипят спойлерами "БМВ" и "Мерседесы", но Аслан стал замечать за собой, что растущее количество снисхождения к старому железу не уменьшает количества любви, изменяя качество.
— Да не такое оно и старое, — вслух подумал он, отпуская педаль сцепления. Машина тронулась, и он быстро нагнал медленные габариты "тридцать первой" — похоже, что любовь к "Волгам" семейная болезнь. Держась за приморским родственником, Аслан не спеша повел машину к выезду на трассу. Искупавшись по приезду, они потом долго, до темноты сидели на террасе небольшого ресторанчика, скорее бара, говоря о том и о сем. Салаутдин давно не бывал в родных краях и ему все было интересно, тем более сейчас. К своему удивлению, Аслан не смог определенно ответить на все точные вопросы привыкшего к мирной, теплой, прибрежной жизни торговца. Что он хотел от него? Чего добивался? Тем не менее, они много говорили, а Аслан с интересом поглядывал на палаточный городок — здесь отдыхают военные, и ему было любопытно смотреть на них без формы, в ярких бермудах, а не в пятнашке, и на их неприкрытые бронежилетами животы. А также на их жен и детей, спокойно пьющих минералку.
Троим: высокому, крупному, грузноватому, с ярко обозначенными и подвижными морщинами на лбу, тоже высокому, но помоложе и поразвязнее, с фиксой в улыбке, и пузатому толстяку Салаутдин, после короткого разговора, продал замоченного на шашлык мяса. Вечером у них праздник — с горного маршрута вернулась группа. Смелые люди! А вот у них в горах в последнее время стало модно неприятие и презрение к глупой русской горной болезни, и отделение — своей смелости и себя от них. Вот и Салаутдин, похоже, недолюбливает их? На это смешно смотреть — ведь он без русских ничто. Не было бы этой толпы, не было бы и ресторана, а значит и достатка. Он к ним привязан, он просто бодается, как бестолковый бычок на сочной траве, сопротивляясь хозяйской цепи. Он немногим старше Аслана, но шея уже сползла под подбородок — куда он денется, он очень любит свою золотую цепь.