Ближний свет хорошо освещает дорогу и, упираясь в габариты и багажник впереди идущей машины, вырубает из темноты быстро наступившего вечера углы зелени и гребни палаток. Слева и спереди, за рядом придорожных акаций, вспыхнуло пульсирующее пламя костра, и теплым светом, так отличным от мертвых пятен фар, выхватило искривляющиеся в такт огненным языкам фигуры и лица. Их много, но и костер не мал. В мгновении изменчивой яркости, за спинами детей и женщин он узнал того, высокого, с фиксой. Похоже, у всех налито, все смотрят на нескольких парней и девушку, стоящих в неустойчивом пятне света перед ними. И Аслан, отметив в осанке и улыбке девушки спокойствие и чувственную силу, сказал себе — что она хороша, эта, наверняка крашенная блондинка. Он догадался, что эта та самая группа, причина шашлыка, вина и яркого костра, и что сейчас их поздравляют, и видно, что кто-то толкает речь. Пятно рвущегося света, две секунды — и оно уже в боковушке, вместе с людьми и их вином, и его мгновением внимания к блондинке.
Вдруг парень, один из четверых, тот, кто ближе к дороге, обернулся, наверное, привлеченный светом фар и шумом мотора. Он посмотрел на машину, но взглядом без улыбки попал Аслану прямо в глаза…
— Так выпьем же! — воскликнул нетерпеливый Виночерпий, в очередной раз сорвав смех и одобрение слушателей нудной на их взгляд речи, и поднял свой стаканчик.
— А я еще не все сказал — не отказался от длинных словесных намерений захмелевший Степаныч.
— А я устал записывать, — вежливо возразил тот.
Слушая множество реплик и не уделяя им особого внимания, Алексей не стал участвовать в общем разговоре, чувствуя отчуждение и отдаление, и нежелание борьбы с утренним вирусом свободы. Вокруг веселье, да и он, в общем-то, не грустит, тем более вино булькает в пластиковых стаканчиках, дымится шашлык и кажется, что рядом, в темноте, спрятавшись за ствол дерева или за горлышко пустой бутылки, притаился и пялится на них пока еще невидимый Вакх. Или Сатир. А может кто-нибудь попроще или посовременнее, переминаясь на козьих ногах.
За те несколько дней, что его не было, группа явно сдружилась и представляет сейчас если не семью, то отдельно взятое племя, главный лозунг которого — от каждого по возможности и каждому по тому же самому. Но на всех, пока еще не очень пьяных лицах, читается еще одно, похожее на девиз изречение — уверенность в завтрашнем дне, который будет таким же или очень похожим. А возможно и лучше — ярче солнце, теплее море, вкуснее каша, глубже вдохи. И так будет всегда, то есть до конца срока путевки и, конечно же, не успеет надоесть.