Если Сондерс защищал интересы американского «движения нейросознания» — перед смертью (Сондерс погиб в автомобильной катастрофе в 1998 году) он начал работу над книгой об «использовании психоактивных наркотиков в духовных целях», — то Уэлш проанализировал традицию пролетарского гедонизма, которая досталась экстази-культуре от поклонников северного соула, модов и одевающихся в фирменных магазинах футбольных фанатов. Все эти люди жили ради одежды, музыки, наркотиков и безумных выходных. Персонажи Уэлша не были ни богемой, ни полными конформистами, они олицетворяли главные противоречия 90-х годов: противоречия между материализмом и коллективизмом, законным и незаконным. В стране, где в былые экономические и социальные ценности больше никто не верил, размышляли герои Уэлша, где политика обманула всеобщие ожидания и пропасть между мечтой и реальностью становилась все шире, что могло быть лучше, чем нарядиться с ног до головы и устроить субботним вечером сумасшедший отрыв? Они всего-навсего применяли к своей жизни соответствующую ей логику: заглядывали внутрь себя, уходили в единственный мир, который был подвластен их контролю, — в мир собственных мыслей и ощущений. Как сказал один из героев четвертой книги Уэлша «Экстази», ходить на вечеринки было практически их обязанностью, потому что так они могли доказать, что несмотря ни на что до сих пор живут. Живут изо всех сил.
ЛОНДОН И МАНЧЕСТЕР
Кем бы ни был тот человек, который решил объединить вместе хаус-музыку, экстази и амфетамины, это настоящий гений, и я хочу пожать ему руку.
Без подписи, The Face, ноябрь 1991
Я принимал в пять раз больше, чем остальные. Все принимали экстази в виде таблеток, а мы его нюхали. Нам хотелось побольше экспериментировать. У меня уже была зависимость, определенно. Это был чудо-наркотик. Я принимал его столько, сколько вообще можно было принять. Я впадал в состояние, похожее на кому, тошноту, паранойю... терял ориентацию, беспокоился, не понимал, что происходит вокруг... это был сигнал тревоги. И вот настал такой момент, когда все развалилось на части... такое ощущение, как будто находишься на гребне волны и падаешь... Если бы я продолжал делать это еще полгода, не думаю, что остался бы жив. Я бы полностью слетел... сошел бы с ума. С экстази можно преодолевать барьеры, но он может и разрушать. Он уничтожил во мне уверенность, уничтожил мое уважение к себе... Я злоупотреблял наркотиком, и он в конце концов тоже мною злоупотребил.
Гэри Маккларнан, Young People Now, апрель 1992
В 90-х годах явление употребления наркотиков в Британии претерпело такой же процесс демократизации, как и тот, который прошла танцевальная культура. В годы, предшествующие рождению эйсид-хауса, диаграмма конфискации наркотиков, составляемая министерством вхгутреннихдел, оставалась практически горизонтальной. Потом она ненадолго нырнула вниз, как будто бы набирала воздуха перед прыжком, а начиная с 1988 года как с цепи сорвалась и с тех пор постоянно взбиралась вверх. В последующие семь лет число обращающихся в стране наркотиков возросло на 500 процентов — особенно это касалось экстази, амфетаминов, марихуаны и ЛСД. Доказать, что именно эйсид-хаус стал причиной такой ситуации, невозможно, но в тот год, когда экстази превратился в танцевальный наркотик, количество употребляемых наркотиков немыслимо возросло.