На том стоит мир. И поскольку это лучший из миров, то ничего не поделаешь.
В ту ночь было и три часа, и половина четвертого, и лишь пенье петуха спасло Иду в последний миг от вступления на путь, уготованный всему нежному полу. Петух явился стражем добродетели, и я бежал, подобно неверному Петру, которому в последний миг все-таки не дано было предать своего Спасителя.
Потом ее отдых кончился, она уехала, и с глубоким вздохом облегчения и тоски я улегся спать и проспал все длинное, тихое, теплое воскресенье.
А потом был тот августовский вечер.
Она уже месяц пробыла в городе, я только что приехал.
Мы переписывались, конечно. В ее письмах нежно, ласково и трогательно ни о чем не сообщалось. Тем не менее или именно оттого они беспокоили меня.
Она писала их в конторе. В страшной спешке — как было упомянуто в одном из них.
Я думал: что же она делает в свободное время? Географией, что ли, занимается, хотя нет — ботаникой…
Это мое беспокойство было подтверждено, вернее, было опровергнуто, но усилилось, когда я вновь увидел ее.
О, она думала обо мне дни и ночи! Вообще-то она познакомилась с одним молодым предпринимателем. Он уже младший шеф. Только подумать! Ну да, он ведь работает у своего отца. Он ужасно щедрый и буквально осыпает ее цветами. Но у них ничего такого; он вообще-то немного смешной. Но он такой дерзкий. Подумать только, предложил поехать вместе на Средиземное море. У его отца есть суда, грузовые, но с каютами, так вот — чтобы она с ним поехала на таком пароходе. Подумать только! Вот сумасшедший.
— Представляешь, Средиземное море! — сказала она немного погодя. Мечтательно.
Но она отказалась наотрез. Подумать только — такая дерзость.
Да, действительно.
А еще — она познакомилась с лейтенантом.
Она назвала его имя, но я позабыл. Я буду называть его Челсберг.
Лейтенант Челсберг был кавалерист. Но его она видела всего раза два, и между ними тоже ничего не было.
Вообще-то он собирается уезжать на маневры. Так что она обещала с ним увидеться завтра вечером, но к десяти часам он должен вернуться к себе, потому что в одиннадцать они выходят. И с десяти она будет свободна.
Эта беседа имела место накануне. Я ушел домой успокоенный и растревоженный. И вот я стоял на назначенном месте и ждал ее. Было десять часов.
Это происходило в конце августа. Вечера были темные. Я стоял в тени телефонной будки.
Я глянул на часы. Пять минут одиннадцатого.
Прошло бесконечно много времени, и стало десять минут одиннадцатого. Лейтенант, однако, задерживался.
И вдруг появилась она.