То есть не Ида появилась, а Кари. Она вынырнула из августовского вечера и очутилась рядом со мной.
Мы не видались с того утра, двадцать второго июня.
У нее перехватило дыхание, я это видел.
То же случилось и со мной.
Не знаю, сколько времени, может быть десятая доля секунды, ушло у нее на то, чтобы понять, что я стою и жду другую. Немного больше времени потребовалось ей на то, чтоб овладеть своим голосом.
— Ты кого-то ждешь? — сказала она.
Голос ей плохо подчинялся.
— Да.
Что я жду кого-то, это было мягко сказано. Я безумствовал, я горел и думал о лейтенанте. Я ощущал себя завзятым антимилитаристом, и украдкой я снова глянул на часы. Четверть одиннадцатого.
— А как же я? — сказала Кари.
И с этими словами она без всякого предупреждения, совершенно неожиданно бросилась ко мне на грудь, обхватила меня за шею и разрыдалась.
Как она рыдала! Тихо. То был беззвучный взрыв горя у самой моей грудной клетки.
Ну, а я? Я стоял. Я просто стоял. Впрочем, я кажется, положил ей на плечо неуверенную руку. И вполне возможно, что я говорил: ну, ладно! Ну ладно! Или что-нибудь еще, что должен говорить мужчина девушке, когда она прижимается к нему и рыдает возле телефонной будки.
И вот пришла она. То есть на сей раз Ида.
Она вынырнула из августовского вечера, опоздавши ровно на семнадцать минут. Помнится, я подумал, как ни был взволнован и потрясен: «Может быть, хоть это научит тебя приходить точно!»
Минуту она глядела на нас.
— Ну и ну! — проговорила она. Да, что тут было сказать…
Я молчал. Кари отпустила меня, утерла слезы и медленно повернулась.
Каждая смерила другую взглядом, который… Но ни одна не умерла от этого взгляда.
— Я, кажется, помешала, — сказала Ида.
— Нет, ничуть, — сказал я. Я был очень находчив в тот вечер.
Тут слово взяла Кари.
— Да, помешали! — сказала она.
Она стояла и глядела на Иду. Глаза у нее горели.
— Я о вас слышала, — сказала она. — Но я не хочу, не хочу мириться с тем, что…
Она вдруг снова заплакала и прижалась ко мне.
— Есть границы и тому, с чем я считаю нужным мириться, — сказала Ида.
Тем временем я высвободился. Несколько резко — Кари не хотела меня отпускать. Я был зол. Ситуация сложилась мучительная, это было ясно, ничего не объяснить, ни спасти — это тоже было ясно. И я был зол, другого мне не оставалось. На всякий случай я был зол на них обеих.
— И как ни странно, есть границы и тому, с чем мирюсь я, — сказал я. — Я тут стою…
— И ждешь меня, но одновременно уславливаешься с другой, — сказала Ида.
— Которой я уже сколько месяцев не видел и которая… но я все тебе объясню. Пойдем!