У меня, наверное, был странный вид. Доктор вскочил:
— Боже мой, что случилось?…
Я сказал:
— Где Инга?
— Она в городе. У нее урок музыки. Но…
— Это она. Я видел, как она передала сведения молодому Хейденрейху. У нее связь с Кольбьернсеном. Я заметил вчера, как они переглядывались, но не придал значения. Кольбьернсен выдал ей сведения, может быть, сам того не подозревая. Надо начать с Инги. Поставьте ее перед фактом, не говоря, кто ее видел. Созовите группу, сообщите Кольбьернсену. Я еще вернусь, мне сейчас некогда.
Я выбежал, успев ухватить краешком глаза, что доктор Хауг стоит за столом и смотрит мне вслед, открыв рот.
— А как же… — услышал я, но в следующую секунду был уже на улице.
Дело было яснее ясного. Пусть теперь они пошевелятся. А мне некогда.
Мне было некогда — мне необходимо было побыть одному, без людей. Необходимо было какое-то время, чтобы все обдумать.
Второе дело тоже было яснее ясного.
Он был я, и все же не совсем я. Покрасивее, волосы немного темнее, лицо более мужественное. Но в кого это — я тоже знал, узнавал черта за чертой.
В тот самый миг, когда я увидел самого себя стоящим в зимнем саду, я вспомнил, я понял так много, что мне показалось, я сейчас с ума сойду.
Фру Хейденрейх — Мария — Мари — Кари.
Слова Хейденрейха тогда, весной:
«Как ты вообще-то, женщинам нравишься, а, детка? Хотя есть одна девушка, и чудная девушка, которая…»
Ее слова:
«Тебя знает один мой знакомый».
Тот день, когда она пришла и сказала, что все в порядке, тревога была ложная.
Ее лицо тогда — с того раза я ее больше не видел…
Неожиданная женитьба Хейденрейха, и его неожиданный отъезд…
Знал ли он? Это было единственное, чего я никак не мог знать.
Все остальное было ясно, яснее ясного. Стало ясно за какую-то долю секунды.
Сходство мальчика со мной в тот миг было столь разительным, что у меня возникло ощущение — нереальное, но отчетливее всякой реальности, — что это я стою там внизу, что это я предатель, шпион, продажная шкура, потому что он-то ведь предатель, шпион, продажная шкура, этот живой портрет моей молодости там, на сцене. Что это я…
Нет, так с ума можно сойти.
Необходимо было продумать все как следует, по порядку. Пройтись немного, чтобы собраться с мыслями.
— Как будто это поможет!
Словно кто прокричал мне эти слова в самое ухо.
Поможет или не поможет — это уже дело другое.
Дождь лил по-прежнему. Было уже почти совсем темно. Я вышел из калитки и пошел вверх по улице по направлению к городу.
Когда она пришла ко мне в тот день (это было в начале сентября двадцать первого года) — боже мой, то же число, что сегодня, значит ровно двадцать два года назад; поздравляю с юбилеем! — она так была перепутана и в таком отчаянии, что начала было говорить — и не смогла. Я сначала пытался ее успокоить, но ничего не выходило. Наконец ей удалось выдавить из себя, что это… это… не пришло. Уже целая неделя. И… и… всякие другие вещи… изменения — раньше с ней никогда такого не было.