Двое за конторкой стояли молча, как вкопанные. Но я перехватил взгляд одного из них и понял: кому-нибудь да передадут.
Мы вышли на улицу, в непроглядную тьму. Гестаповец, шедший сзади, зажег яркий карманный фонарик и освещал нам путь. Мы прошли по скользким, неровным булыжникам площади, взяли влево от фонтана и свернули в улочку, опять налево. Десяток-два шагов — и мы были у цели.
Я старался представить себе, как выглядит наша группа сверху — ну, скажем, с самолета. Можно было бы различить оттуда, кто из нас пленник, а кто конвоиры?
Я думал еще: таких, как я, в этот момент тысячи. Это почему-то утешало.
А эта странная слабость в коленях, — смутно думалось мне дальше, и то была не мысль, а лишь тень мысли, — так это, возможно, оттого, что вся моя сила поделилась на три, нет, даже на четыре части. Я был я сам, я был наблюдатель, шедший рядом, я был молодой Хейденрейх, шедший сзади. А какая-то часть меня была Карлом Хейденрейхом, силуэт которого то появлялся, то снова исчезал во тьме впереди меня.
Он ждал этого много лет. Такой триумф. Интересно, что при этом чувствуешь?
Интересно, как это — быть сыном такого человека? Или быть за ним замужем?
Офицер-гестаповец открывал дверь.
Голос из темноты сзади:
— Я тебе еще нужен, отец?
Карл Хейденрейх обменялся несколькими словами с офицерами. Потом сказал не оборачиваясь:
— Спасибо. Ты нам больше не понадобишься.
Что было сразу вслед за этим — я помню очень смутно. Мы шли, кажется, коридором, потом через караульное помещение, где стояли скамьи и стол, потом через приемную, где стояли письменный стол и стулья. Наконец вошли в довольно просторный кабинет.
Нигде не было ни души.
Офицер-гестаповец снова дал знак, и наручники с меня сняли.
Он и Хейденрейх сели рядом за письменный стол.
Позади меня стояли двое гестаповцев.
— Садитесь! — сказал офицер и указал мне на стул. Ко мне он обращался все время на норвежском. На очень неплохом норвежском, должен сказать. С Хейденрейхом же они говорили только по-немецки.
Наконец-то можно было сесть.
Обычный их прием — яркий свет прямо в лицо. Но вопросы пока только предварительные. Год рождения? Занимаемая должность? Местожительство? По какому делу в городе?
Оба улыбнулись, когда я сказал про банк.
— Надо проверить благонадежность тех, от кого это задание исходит! — сказал офицер по-немецки.
Те, от кого это исходило, были вполне благонадежны. На секунду я почувствовал огромное облегчение.
Все, пожалуй, обойдется, они останутся ни с чем. Я повторял про себя, как заклинание:
«Однажды я уже выбрался от них… Однажды я уже выбрался от них…»