— Но я была слишком молода. Я не любила. Ты понимаешь, что я имею в виду. И мне казалось, в этом есть что-то возмутительное, — то ли меня продали, то ли просто так отдали, то ли… И в один прекрасный день я взбунтовалась.
Кончилось это тем, что Хейденрейх от них уехал. И помолвка, если это можно назвать помолвкой, была расторгнута.
— Вернее, отложена, — поправилась она. — Пришлось пойти на компромисс из-за мамы. Пришлось обещать, что, когда Карл кончит учебу, мы, как говорится, еще вернемся к этому вопросу.
— Бедная мама! — вдруг вырвалось у нее.
Она сама подумывала уйти из дому. Она работала в нотариальной конторе и в случае нужды могла бы себя содержать. Кроме того, у нее было маленькое наследство. Ее опекун предлагал ей переехать к нему. Но она не решалась бросить мать.
— Странная семья! — сказал я.
— Согласна, но ты не находишь, что большинство семей странные — не в том, так в другом?
Все это — то есть уже самый разрыв — произошло примерно за год до нашего с ней знакомства.
— И ты не виделась с Карлом все это время?
— Как же! Каждое воскресенье в двенадцать! Это было, так сказать, одним из пунктов нашего мирного договора.
— Но…
— Он приходил, сидел у нас час-другой и уходил.
Все же лучше, чем ничего. Мужчина, когда он влюблен, со многим мирится. Я же терпела это ради матери.
Это было в тот самый год, как вы с ним познакомились, верно ведь? Он в то время без конца крутил с какими-то девицами, то с одной, то с другой. Я была в курсе. Он мне все это рассказывал, чтобы возбудить во мне ревность.
Снова пауза.
— Бедный Карл! — сказала она. — И ты бедный, что попал в эту историю. И все мы, наверно, бедные…
В тот вечер, когда мы с ней познакомились, она с подругой как раз провожала Карла на бергенский пароход. И вот на обратном пути…
— Это было так удивительно! — сказала она. — Я согласилась пойти его проводить, только чтобы избежать неприятных разговоров дома. И вот встретила тебя. В тот вечер мне было так беспричинно радостно все время, и вот… мне показалось, это сама судьба!
Мы въехали в другую часть города, здесь дома были низкие, стандартные, насколько я мог различить. Около одного из них она остановила машину, вышла и сразу будто растворилась в темноте.
На этот раз прошло больше времени.
Улица лежала темная, тихая, вымершая. Ни души, ни звука. И опять…
Кованые, мерные шаги. Они приближались.
«Ich warte auf Dr. Heidenreich. Ich warte…»
Сердце стучало молотом, и меня вдруг охватила паника. «Warte auf» — это правильно? Ведь это, кажется, значит — прислуживать, ухаживать? Я прислуживаю доктору Хейденрейху! «Erwarte» — вот как! «Ich erwarte Dr. Heidenreich». Чепуха! «Warte auf» и то и то может означать. Разговорный оборот!