[Гинзбург], изложила свою концепцию знаменитой араповской сплетни о крестике Александрины Гончаровой, якобы найденном в постели Пушкина. Анна Андреевна утверждала, что эту сплетню выгодно было распустить Дантесу <…> в противовес облетевшей общество фразе Пушкина, что Дантес женился на сестре Натали под дулом пистолета. (Противовес, скажем прямо, весьма легковесный: если не наоборот — соблазнять всех женщин вокруг себя, хоть и жениных сестер, — это плейбойская доблесть. А вот жениться — это пожиже, да еще не по уже постыдной слабости любви, а из трусости.) Что не мог Пушкин влюбиться и тем более совратить некрасивую (будущая баронесса Фризенгоф, право, все-таки не была настолько дурна, чтобы внушать уж такое отвращение в темноте петербургской ночи в тесной комнатке между детской и выходом на кухню) доверенную его заботам свояченицу, но, так как в эти годы у него не было связей и любовниц, то Александрина была самой удобной мишенью, ибо жила в его доме. Лидия Яковлевна признала рассуждения Анны Андреевны убедительными. Хотя на улице на мой вопрос: разве это литературоведение? — признала, что ее эти любовные проблемы волнуют мало. (Н. В. Королева. Ахматова и ленинградская поэзия 1960-х годов. Ахматовские чтения. Вып. 3. Стр. 130.)
* * *
Можно ли назвать научной работой текст, где страницы испещрены терминами вроде «неслыханное жизнелюбие»?
* * *
Анна Андреевна сказала мне, что не станет писать книгу о гибели Пушкина, потому что из опубликованных ныне писем Карамзиных все уже ясно и так.
Л. К. Чуковская. Т. 2. Стр. 456
В науке те же законы, что и в искусстве. Научное открытие — это не только и не столько открытый факт, это его объяснение, интерпретация, определение места в системе мироздания. Мало открыть, что писать стихи можно лесенкой или что существует, например, серийная система додекафонии. Надо этими средствами создать свой мир. Написать «Облако в штанах» или «Весну священную». Старательный исследователь раскапывает в заграничном архиве важный документ. Он производит сенсацию, но не становится от этого великим ученым.
* * *
Запись в дневнике: В Ташкенте возникла тема: «Достоев<ский> и Толстой». (А. Ахматова. Т. 6. Стр. 322.) После Ташкента прошло двадцать лет. О факте возникновения темы свидетельствует письменно — значит, задумывалось что-то грандиозное. Мы должны почтительно склонять головы.
Ахматова, как известно, «использованных» тем трогать не любит.
* * *
Алексей Толстой написал «Заговор императрицы» — Ахматова отказывается от эпохального замысла. Стравинский писал о «Петербурге в запахах и красках» — ну и как можно после него писать О ТОМ ЖЕ САМОМ? Переписывать его — не моя очередь… Оставляем. Вот Булгаков был не опубликован — так и не помешал выдавать приемы и картины за свои. Тема «Достоевский и Толстой» кажется ей целинной. Не читала ли она часом хоть Мережковского?