– Воля ваша… Ну что, пойдемте?
Глеб метко отщелкнул наполовину выкуренную сигарету в урну.
– Пошли…
По дороге он, памятуя Ленкино предупреждение, незаметно изучил внешность господина Корна и решил, что Ленке, вероятно, почудилось. Ничего по-настоящему опасного в новом знакомом не проглядывалась, а Глеб, прошедший, что называется, и Крым и Рым, побывавший в таком количестве «точек», что не всякому спецназовцу посчастливится, чутьем на опасность, на настоящую опасность, обладал преотменнейшим.
Иначе просто не выжил бы.
А тут – обычный, в меру лощеный референт.
Вероятнее всего, два-три языка, отличное владение компьютером, умение влезть куда надо, что называется, без мыла, неплохая внутренняя организованность, беспринципность плюс абсолютная преданность тому, кто платит.
До того момента, пока не предложат больше.
Ничего особенного.
Странно.
Ленка вообще-то в людях ошибалась довольно редко.
Стоило присмотреться к сабжу повнимательнее.
В просторном по российским меркам салоне первого класса было пусто. Вежливые симпатичные стюардессы помогли им разместить вещи и пристроить аппаратуру, после чего сразу же предложили шампанского. Художник, разумеется, немедленно согласился.
Глеб подумал и тоже махнул рукой: а, наливайте…
Один раз живем.
Их новый знакомый, тоже летящий, как выяснилось, первым классом, от шампанского отказался, но попросил налить ему стаканчик виски.
Художник посмотрел на него с явным уважением.
Наш человек.
Когда самолет взлетел и погасло табло, Глеб посетовал, что «Аэрофлот» запретил курение. Дурацкая, сказал он, инициатива. За Западом не в этом надо тянуться.
В другом.
Корн хмыкнул, отстегнул ремень, поднялся и пошел к стюардессам.
Вернулся.
Махнул рукой.
– Курите. Я договорился…
Чем Ларин незамедлительно и воспользовался.
Два с небольшим часа полета пролетели незаметно. Художник пил халявный вискарь, Глеб думал, покуривая и поглядывая в иллюминатор.
Корн так вообще – как уткнулся после памятного визита к стюардессам в книжку, так и просидел с ней до самой посадки.
Даже обедать отказался, хотя кормили в первом классе очень даже неплохо для нашего многострадального «Аэрофлота».
И стюардессы были очень даже ничего себе. Улыбчивые.
Ларин присмотрелся к названию книги.
Мартин Хайдеггер.
«Время и бытие».
Твою мать. Ну и референты пошли.
Опупеешь.
Кто же он такой, этот Князь?
Глеб так глубоко задумался, что даже задремал и пропустил момент посадки.
Пилот, надо отдать ему должное, постарался сделать для этого все возможное и невозможное.
Видимо, старый аэрофлотовец.
Ларин слышал, что все любители «жестких» посадок не столько неопытные летуны, сколько бывшие вояки. Когда, после того как Империя развалилась, стране не нужно стало столько истребителей, они ушли из армии, но так и не смогли уйти из неба.