Да и не только в этом дело…
Увы…
Просто журналюга не должен быть продажным.
Не должен.
И все тут.
Глеб мысленно сплюнул, встряхнулся, хлопнул стопку обжигающей ледяной водки, подцепил на вилку лихо хрустнувший на зубах соленый рыжик в сметане и начал прислушиваться к разговору.
Вещал, естественно, Художник, завладевший не только персональной бутылкой дорогой водки, но и всеобщим вниманием.
– …Или вот еще такая история. Мы тогда на Иссык-Куле снимали. А директором у нас еще не Рустам был, а один старый алкаш, Вагонкин была его фамилия. Ну, мужик, в принципе, толковый, договориться мог с кем угодно и о чем угодно, вот только пил – запоями. До белой горячки. И, что характерно, – исключительно в командировках. Дома-то у него такая гестапа была – просто мама не горюй. Нам, впрочем, его пьянство было, извиняюсь, по фигу, потому как работе не мешало совершенно. Он по вечерам тихо запирался в номере и бухал. А по утрам так же тихо страдал, потому как был воспитан партией и правительством в таком духе, что хоть умри, но на работе – ни-ни. И вот – попадаем мы в аварию. На «вертушке». Хорошо еще, что она только метра на два взлететь успела. Короче, ни у кого никаких травм, кроме отбитых задниц, да еще я, дурак, запасную оптику закреплять не стал. Обидно, блин, – до жопы. «Вертушка» тоже вроде в относительном порядке. Только лопасти отвалились, да стекла кое-где осыпались. Ну, вылезли, закурили, выпили немного. У шефа водка во фляге была. Руки трясутся, стресс все-таки. Сидим, спасателей ждем. А у Вагонкина, видать, от сотрясения крыша окончательно улетела. Мы пока сидели, он «вертушку» обошел со всех сторон, лопасти раздолбанные собрал, да и сложил штабельком. Ну, а часа через два спасатели прилетели вместе с госкомиссией. Ходят, смотрят. Мы сидим, ждем. Вечереет уже потихоньку. Водка давно закончилась. Холодать стало. За… кгхм… ну, в общем… замучились уже, а они все ходят. И тут я вдруг слышу, как один член комиссии другому говорит: «Слышь, Коль, сколько лет живу, а такого странного разлета лопастей при аварии еще ни разу не видел…».
Мужики, особенно эмчеэсовцы, хохотали, краснея и давясь пельменями. Особенно выделялся слегка визгливый хохоток полковника.
С соседнего столика на все это дело довольно неодобрительно поглядывали двое накачанных, нагловатого вида братков в спортивных костюмах и резиновых тапочках, приканчивающих вторую бутылку водки в компании смазливых, откровенно вульгарного вида девах.
Глеб обратил внимание, что эти двое плохо вписывались в интерьер отеля.
Тем не менее, были явно недовольны.