В гримерной приятный голос объявил:
– Готовность пять минут. Синьорину Лебьен просят выйти в кулисы.
Фелиция поправила свои тяжелые темно-каштановые волосы, уложенные в высокую прическу, бросила в зеркало прощальный взгляд, широко улыбнулась и вышла за дверь. Она никогда не прощалась с Лоуренсом перед выступлением и не желала выслушивать пожелания или рекомендации. Импресарио поспешил за ней, зная, что сейчас Фелицию надо оградить от любопытных глаз и настырных любителей автографов. Или лучше оградить этих людей от Фелиции?
Кажется, все служащие театра уже были наслышаны о непростом характере дивы, а потому старались держаться от нее подальше. Лишь режиссер рискнул сунуться к Фелиции, чтобы показать ей какие-то пометки в сценарии, но царственным жестом был отстранен, стушевался и поспешил скрыться за какой-то дверкой. Ему явно нужно было поторапливаться за режиссерский пульт. До начала концерта оставалось всего две минуты.
Лоуренс внимательно следил за секундной стрелкой и чуть морщился, когда оркестранты не слишком удачно подбирали сочетания для настройки инструментов. У Фелиции было одно незыблемое правило: любое выступление с ее участием начинается точно в запланированное время, даже если на него опаздывают папа римский, британская королева и президент США.
Секундная стрелка пересекла двенадцатое деление, и оркестр грянул вступление к арии из «Трубадура». Занавес медленно пополз вверх. Фелиция нервно передернула плечами и тут же успокоилась, словно сбросила волнение. Царственной походкой она выплыла на сцену, чуть заметно улыбнулась, приветствуя публику, и начала свое выступление песней Азучены из «Трубадура» Верди – одного из самых нашумевших спектаклей последнего времени.
Лоуренс вдохновенно внимал певице. Чистый прекрасный голос заставлял забыть о земном, возносил к небесам, словно на сцене была не капризная женщина, а светлый ангел. Хотя бы ради этих моментов стоило терпеть капризы и причуды Фелиции. Дива пела, и в зале не смел шелохнуться ни один человек. Фелиция, как ни один другой артист на памяти Лоуренса, умела держать зал, заставить плакать и смеяться, задыхаться от восторга и умирать от любви, наверное, потому, что и сама каждый раз плакала, смеялась и умирала.
Сегодня она выкладывалась до конца, отдавая себя зрителям, делясь собой без раздумий, без колебаний. Лоуренс знал, как плохо будет ей завтра, когда катарсис уйдет, и так же хорошо он знал, что делает это Фелиция не ради денег, не ради постоянно меняющихся мужчин и уж точно не ради звездного статуса, а просто потому, что иначе не может. Сейчас не она вела голос, а голос вел ее.