В августе, выступая за сборную страны в отборочном матче первенства мира против сборной Финляндии, Стрельцов забивает два гола. За свой клуб в чемпионате и в матче с приехавшим в Москву французским клубом «Ницца» — три. В сентябре, уже во Франции, с этим клубом, а также с «Марселем» и «Рэсингом» — на счету у Стрельцова уже семь голов. В кубковой встрече с динамовцами Тбилиси — пять.
Но рядом с успехами шли, крались и подстерегали его неприятности.
Вспоминает Э. Стрельцов
…Самым результативным нападающим в тот год был Кузьма (В.К. Иванов) — четырнадцать голов забил.
Я — двенадцать. Правда, я и меньше игр сыграл. Второй круг не доиграл. В матче с «Зенитом» травму получил. И с травмой играл против поляков дополнительный матч в Лейпциге. Когда решалось, кто же — мы или они — попадает на чемпионат мира.
Тогда же целая история вышла…
Мы с Кузьмой опоздали — примчались на Белорусский вокзал, когда экспресс Москва—Берлин от платформы отошел.
Пришлось догонять на машине. В Можайске поезд специально из-за нас остановили.
Кругом виноваты — такую вину надо, как на фронте, кровью смывать. Но тут не кровь наша требовалась, а забитые голы. У меня ко всему травма — как я могу гарантировать, что забью? Если же не забью в этой ситуации — кому такой форвард нужен?
Олег Маркович Белаковский опять выручил — стянул ногу эластичным бинтом.
Свой гол, положенный штрафнику, я забил. И второй мяч тоже с моей подачи забили.
Тренер сборной Качалин сказал после матча: «Я не видел никогда, чтобы ты так с двумя здоровыми ногами играл, как сегодня с одной…»
Иногда и такие приятные слова услышишь.
История эта с поездом, с опозданием, с погоней даром, конечно, не прошла.
Все ошибки теперь, все промахи расценивались только так: занесся.
В применении ко мне, кажется, первому и придумали: «звездная болезнь».
Вино… Хотелось бы обойти этот вопрос — не обернется он здесь приятным для меня разговором.
О вине вина перед футболом кто же лучше скажет, если не мы? Кто — мы? Ну, я в данном случае — устраивает? Выскажу свои личные соображения, ни на что не претендуя.
Не секрет — и я не безгрешен.
Но рискну утверждать, что во всем, с вином связанным, я перед самим собой бывал виноват в большей степени, чем перед футболом, перед товарищами, с которыми вместе играл.
Никогда футболу я ради вина не изменял.
Один-единственный раз по-настоящему я оказался виноват перед футболом из-за вина — тогда в Тарасовке, весной пятьдесят восьмого года. И как был за это наказан!
Не обо всем, что случалось с ним под влиянием, скажем мягко, винных паров, вспоминает в этих строках Эдуард. Были, были и другие случаи. За них журили, о них писали, с ними мирились. Но где-то, по большому счету, их не простили и их учли (и зачли), когда случилось это роковое — в поселке Правда, весной пятьдесят восьмого года… Когда случилось то, что повернуло на сто восемьдесят градусов жизнь и спорт, многое сломало, многого лишило.