— У меня здесь недалеко живет приятель, художник. Может, зайдем к нему, посмотрим картины?
Моника согласно кивнула: все складывалось так, как надо. Они купили по дороге пару бутылок шампанского и пакет ярко-оранжевых апельсинов. Приятеля, конечно, не оказалось дома, зато у Билла нашелся запасной ключ. Все происходило так, как рассказывали приятельницы. И Моника с каким-то отстраненным любопытством наблюдала за действиями Билла, не испытывая ни страха, ни радости.
Он задернул шторы и включил маленькую настольную лампочку под зеленоватым абажуром, открыл шампанское, — пробка вылетела из бутылки с громким хлопком, — разлил пенящийся напиток в два высоких бокала, произнес несколько ничего не значащих слов. Видимо, его немного смущало равнодушие Моники, но она никак не могла заставить себя изображать страсть. Ей лишь хотелось, чтобы все поскорей закончилось.
И когда он поцеловал ее в губы и обнял, решительно притягивая к себе, она закрыла глаза и позволила ему завладеть ее телом. Он снял с нее легкий сарафан и кружевные трусики и прошептал сдавленным голосом, что она очень красива. Моника слышала, как Билл раздевался, потом ощутила прикосновение его горячих рук.
И вдруг ей стало страшно, когда она почувствовала тяжесть мужского тела. Запаниковав, она попыталась вырваться, но Билл воспринял это как желание поддразнить его и стал действовать решительней. Мгновенная боль пронзила Монику, она застонала, выгнулась. А уже через минуту все завершилось.
Так вот что значит быть женщиной? А где же то удовольствие, о котором столько говорят и пишут, где сладостные содрогания и воспарения до небес? Ведь с Майклом, хоть они и не стали близки, все было совсем по-другому: она теряла рассудок, пылала страстью — и для этого хватало одного легчайшего прикосновения. Неужели наслаждение возможно лишь тогда, когда подкреплено истинным чувством?
Моника встала и, не глядя на Билла, начала одеваться. Он спросил, что случилось, и ей нечего было ответить. В общем-то, не случилось ничего особенного, просто девушка, нет, уже женщина, вступила в новую жизнь — во всяком случае, так ей казалось.
Майкл, узнав об отъезде Моники, пришел в ярость.
— Почему ты меня не предупредила? — Он загораживал дверной проем, не пропуская ее в гостиную, где стояли упакованные чемоданы. — Ты никуда не поедешь!
— Поеду. И не смей мной командовать. — Теперь, отомстив, Моника чувствовала себя победительницей. — Ты мне не отец и не мать.
— Я твой брат.
— И не брат. — Она решительно устремилась прямо на него, и Майклу пришлось отступить. — И вообще, я уже взрослая женщина. — Последнее слово она подчеркнула и повторила в ответ на его недоумевающий взгляд: — Да, женщина. Как видишь, я могу кому-то нравиться и быть желанной.