Колонна вступила на небольшой деревянный мост через какую-то речку, и она казалась ночью черной, как будто бы нефтяной, и на ней тускло отблескивали мерцающие звезды. А за мостом, за косогором, все вдруг увидели концлагерь. Возвышались сооруженные из бревен, словно домики на курьих ножках, сторожевые вышки. Высокие столбы, между которыми, чуть заметная в темноте, угадывалась железная паутина колючей проволоки. За ней вырисовывались какие-то строения, приземистые и длинные, похожие на складские сараи. Через несколько минут ходьбы подошли к воротам.
— Прибыли! — высказался кто-то.
— Молчать!
В глубине деревянных ворот засветилось небольшое квадратное окошко. Потом заскрежетали засовы, и распахнулась одна створка ворот.
— Шнель! Шнель!
Колонну провели внутрь и выстроили перед кирпичным длинным домом. Из открытой двери падал свет. Миклашевскому было видно, как худощавый унтер-офицер, возглавлявший конвой, вошел внутрь и остановился перед дежурным офицером.
— Хайль Гитлер! — гаркнул унтер, выбрасывая руку в приветствии. — Доставил новых жильцов. Кажется, у вас имеются свободные комнаты?
— Хайль! — буркнул в ответ сидевший у стола за барьером дежурный и, пропуская мимо ушей затасканную шутку, принял документы.
— Уголовники и военнопленные, да? — процедил сквозь зубы дежурный, просматривая бегло бумаги.
— Есть и перебежчики.
— Хорошие солдаты в плен не сдаются!..
Фашисты разговаривали по-немецки, но Миклашевский, стоявший в строю неподалеку от дверей, слышал и понимал каждое слово. Игорь усмехнулся последним словам дежурного: что поделаешь, тот недалек от истины!.. «Долго ли они нас так будут держать?» — думал он, положив ладонь на раненое предплечье. Рана на боку почти зажила, а на предплечье еще не совсем, и на холоде нудная боль растекалась по всей руке.
Наконец начали небольшими группками, человек по десять, заводить в распахнутые двери. Миклашевский попал во вторую группу. Она состояла из уголовников.
Ввели в помещение. Там царили чистота и порядок. Пахло свежевымытым полом. В канцелярии жарко пылала печка, было тепло, но промерзшие заключенные дрожали. Яркий электрический свет падал на их лица, которые в большинстве были желтыми, обескровленными длительным заключением. Вновь прибывшие молча переминались с ноги на ногу, поправляли свои узелки и свертки. Их по одному подзывали к барьеру.
— Фамилия? — рыжебровый эсэсовец рылся в пачке документов, доставал «дело» и клал перед дежурным офицером.
Дежурный офицер, водрузив на нос очки, быстро листал страницы, иногда задавал вопросы на ломаном русском языке и заполнял лицевые карточки на каждого новичка. Раскрыв «дело» Миклашевского, он углубился в чтение, потом удивленно стал рассматривать перебежчика.