– Привет. Чаю хочешь? Что это ты притащила?
– Книжки. Справочники по лекарственным растениям. Может, пустишь в дом?
– Проходи. Зачем?
– Ты вроде интересовалась. Что, уже не надо? Увлечение прошло?
– Нет, не прошло. Но я и у тебя могу посмотреть. Тебе разве самой не нужно?
– Я их уже наизусть выучила. Ладно, не пригодится – выкинешь. Мне жалко. Хорошие книжки, не один год подбирала.
– Зачем выкидывать? – изумилась Юлька. – Выкинуть ты и сама могла бы. Я лучше пользоваться буду. Или на дачу отвезу. Я там траву собираю.
– Отлично. Что ты про чай говорила?
– Закипает. Пойду заварю, раздевайся пока.
– Какой?
– Какой любишь. Черный, цейлонский, крупнолистовой, без добавок. А хочешь земляничный?
– Нет, черный.
– А шарлотку? Вчера пекла.
– Спрашиваешь!
За чаем со вчерашней шарлоткой Юлька делилась новостями. Деликатно сплетничала и жаловалась на жизнь. Сперва поплакалась, как пролетела с сюжетом про Таню, потом попеняла за Глеба, даже высказав мнение, что работа с ним – это свинья, подложенная Марьяне:
– Он Марьяшке всю душу измотает, помяни мое слово. И нагадит в эту самую душу. В самую серединку. Зря ты их свела.
– Уймись, Юлька! Не вмешивайся ты! Марьяна не маленькая, могла отказаться.
– Ты не понимаешь! Марьяна – невинная душа! А Глеб – это Вальмон! Демон! Вот увидишь, ему будет доставлять удовольствие дразнить ее и наблюдать, как она трепещет! Это только с тобой он такой дрессированный! Потому что ты, – Юлька замялась, подбирая слова, – ну если честно, ты не такая, как другие бабы. В тебе ведьмы слишком много.
Таня помолчала минуту, внимательно глядя в Юлькины честные «щенячьи» глаза. Удивительно! Все замечает! Как это в ней уживается: инфантильность и какая-то древняя глубина. Старая душа и незрелая личность.
– Ты преувеличиваешь. Глеб не интриган и не такой уж ловелас. И потом, Марьяна все сама про него понимает. Ты ей говорила, я говорила. Разберется.
– Я боюсь за нее.
– Я тоже за нее боюсь – но другого: например, что наша Марьяша превратится в оживший «Бюллетень недвижимости». Пару месяцев назад она, знаешь ли, очень была к этому близка. Ей нужна встряска. Так что Глеб – еще не самое худшее, что может произойти.
– Да, ты права, она здорово очерствела за последнее время, – Юлька согласно закивала, – сама ее не узнаю.
– А себя узнаешь?
– И себя не узнаю. Разжирела, опротивела себе самой до крайности. Ну, может быть, в конце концов привыкну…
– К чему? К бабке Алевтине и ее причитаниям: «Ой, молодые люди, я женщина пожилая, неужели вы меня обидите, не заплатите за сюжетик…»? К тому, что за небольшие в сущности деньги ты тратишь свое время и достоинство на поддержание уровня жизни «бедной пенсионерки»?