Военно-морской атташе Германии фон Бонин отметил в своем дневнике 25 июня 1941 г.: «Советский Союз этими ударами, которые с военной точки зрения были абсолютно малоэффективными, предоставил правительству Финляндии на будущее желаемый пароль, который объясняет оборонительный характер войны со стороны этого государства и народа, подвергшегося постыдному нападению». Чувство облегчения по поводу разрешения дипломатической проблемы сквозит в словах дружественного по отношению к Финляндии адмирала. Как бы себя повела Финляндия, если бы это нападение не состоялось, уже стало предметом обсуждения среди финских исследователей (Иорма Калленаутио, 1985).
Эдвин Линкомиес вспоминает о своей беседе с председателем парламента социал-демократом Вяйнё Хаккила, по мнению которого бомбардировки «сделали наше положение легче». На основании этого Линкомиес предположил, что «Хаккила знал о планах правительства Финляндии вступить в войну. Теперь этот шаг можно было объяснить нападениями Советского Союза». Выше мы уже видели, что, по словам Блюхера, именно председатель парламента принадлежал к тому кругу лиц, которые обладали полной информацией.
В целом развитие событий свидетельствует о том, что в игре в «кошки-мышки», которая велась между военно-воздушными силами Советского Союза, Германии и Финляндии, русские ранее своих противников потеряли самообладание и нанесли удар первыми. Его эффективность ни в коей мере не соответствовала замыслу. В дипломатическом плане в результате этого удара Советский Союз потерял значительно больше, чем приобрел в военной области. С точки зрения внутренней и внешней политики финскому правительству было крайне выгодно, что Советский Союз в результате этих налетов стяжал себе клеймо агрессора. По формальным признакам война началась точно так же, как и Зимняя война, и поэтому ее легко было объявить «войной-продолжением», как правомерную оборонительную борьбу против нападавшего.
XV. Вступление Финляндии в войну
1. Парламент констатирует: Финляндия находится в состоянии войны
Созыв утренней сессии парламента 25 июня, на которой правительство выступало с официальным сообщением, был объявлен тремя днями ранее, и поэтому у кабинета имелось несколько дней для обдумывания того, что и как доложить депутатам. Пространная речь премьер-министра Рангеля (десять убористых листочков текста), исключавшая всякую импровизацию, была тщательно подготовлена. Известно, что костяк этой речи был написан секретарем премьер-министра Л. А. Пунтила. Но когда из-за воздушного налета 25 июня заседание парламента перенесли на вечер, Рангель — после согласования с президентом Рюти — в течение дня изменил концовку своего выступления: вместо надежды на продолжение нейтралитета последовало признание того, что Финляндия находится в состоянии войны.