Это была та самая девушка, дочь профессора, вот только узнать он ее смог только лишь по нелепому белому платью и пушистым «одуванчиковым» волосам. Лицо же ее вовсе не походило на человеческое – скорее то была злобная звериная морда. Хищно скалились острые зубы; из окровавленного рта – а скорее пасти, раздавалось утробное рычание, но самое главное – глаза… Некогда голубые, неприятно пустые, теперь они пустыми не были. Равно как и голубыми… Желтые, пылающие лютым огнем, они вонзились взглядом прямо в глаза Олега. Клыкастая, испачканная кровью пасть ощерилась снова, обдав его зловонным смрадом. Олег попятился и упал, споткнувшись, на полку – туда, где только что лежало это жуткое создание. К своему собственному изумлению, Олег даже не кричал – однако, рот его был давно распахнут для крика. Но для этого надо было как минимум вдохнуть, а вот этого он почему-то никак не мог сделать.
Чудовище, между тем, проследило сверкнувшим взглядом за упавшим Олегом и дернулось к нему с явно определенной целью, обнажив передние клыки и издавая едва слышное утробное рычание. Олег завопил так, что человекозверь на мгновение замер. И в ту же секунду в дверь застучали.
– Что там у вас происходит?! – послышался из коридора взволнованный голос.
– Помогите!.. – жалобно пискнула в ответ супруга Валерия Анатольевича с верхней полки. Оказывается, все это время она тоже находилась в купе.
Девушка, если так еще можно было называть монстра в белом платье, при звуке голосов потеряла на какое-то время внимание к Олегу и заметалась по тесному купе. Профессор – то ли от потери крови, то ли от нервного потрясения, а скорее всего от того и другого вместе – повалился вдруг с шумом на соседнюю полку, прямо на приборы, захрустевшие жалобно под тяжестью его тела. А в дверь купе молотили уже в несколько кулаков. Слышались возбужденные голоса – к первому смельчаку шли на помощь другие пассажиры.
Весь этот шум и гвалт произвели на белокурое исчадие крайне возбуждающее действие. Чудище зарычало и бросилось к двери. Послышался крик профессорши: «Осторожно, там!..», но дверь уже рывком ушла в сторону. Сумасшедшая, не медля ни доли секунды, метнулась на стоящую в дверном проеме проводницу. Та вскрикнула, взметнув к лицу руки, но слишком поздно – длинные девичьи ногти успели оставить на нем глубокие алые борозды.
Кто-то заверещал по-дурному, кто-то заорал благим матом, и все разом шарахнулись в стороны, сбивая друг друга с ног. Еще не чувствуя от шока боли, но, видя, что творится нечто совсем непотребное, проводница перепрыгнула через барахтавшихся на полу пассажиров и кинулась к красной ручке стоп-крана. Поезд истошно завизжал тормозами, силой инерции роняя и тех, кто сумел удержаться на ногах. Паника стала всеобщей. Повыскакивали из своих купе те пассажиры, что не принимали участия в свалке у профессорской двери, но слышавшие дикие вопли. Экстренное торможение поезда подтвердило их самые худшие опасения. Кто-то закричал: «Бомба!», кто-то: «Горим!», а потом уже все членораздельные звуки потонули во всеобщей какофонии хаоса. Люди выбивали в окнах стекла, выпрыгивали прямо сквозь торчащие осколки, ранясь, пачкая в крови себя и других, от чего еще больше подстегивая панику. Проход забился моментально, обезумевшие люди топтали упавших, падали сами; кто-то пытался протиснуть в окно чемоданы, кто-то тащил в охапке визжащих, как поросята, детей.