Записки об Анне Ахматовой. 1952-1962 (Чуковская) - страница 278

– «Встреча прошла в теплой, дружественной обстановке». Я просила Суркова позаботиться о Наде: о ее жилье, прописке, пенсии, работе. Он не дал мне договорить. Все выговорил сам. И то, что Надежда Яковлевна – вдова великого поэта. И то, сколько уж лет она терпит унижения и несправедливости. И что необходимо все эти безобразия прекратить.

Интересно, станет ли Сурков в действительности хлопотать за Надежду Яковлевну и прекратит ли безобразия? Я рассказала Анне Андреевне, как Корней Иванович ходил когда-то к Суркову просить, чтоб Союз предоставил квартиру Тамаре Григорьевне – она жила тогда со своими стариками на Сущевской, в двух крошечных и несмежных комнатушках большой коммунальной квартиры, с полуразрушенной лестницей. Теснота была в обеих комнатушках немыслимая: чтобы подойти к постели больной Евгении Самойловны, надо было отодвигать стол, а чтобы выпить чаю в комнате Тамары Григорьевны – снять все книги с бюро прямо на пол. Не только стряпали и стирали – мылись в общей коммунальной кухне, потому что ванной не было. И вот что примечательно: не успел Корней Иванович рта открыть, чтоб перечислить Тусины пьесы и сказки, и изобразить трущобу, в которой она вынуждена жить, работать и заботиться о смертельно больной матери – как Сурков все перечислил ему сам: и все Тусины заслуги, и все Тусины беды – с сочувствием и возмущением. А потом не сделал ничего, так что Соломон Маркович и Евгения Самойловна умерли в этой же трущобе… Тамаре Григорьевне Союз не только не предоставил квартиру, но почему-то в течение долгого времени не разрешал даже вступить в кооператив, то есть купить квартиру на собственные деньги. (Разрешили уже после смерти стариков.) Это я к тому вспомнила и рассказала, что на сочувствие Суркова Надежде Яковлевне особенно полагаться нельзя. Поглядим. Времена другие и, может быть, все обернется иначе.

Сурков сказал Анне Андреевне, что теперь следует издать ее однотомник «большой, настоящий», а не «крошечный» (намекая на последний сборник 61 года).

– А ведь из «крошечного» он все вычеркивал сам, – напомнила мне Анна Андреевна со смехом.

– Шут! – не выдержала я. И сейчас же раскаялась. Потому что Сурков несомненно Анну Андреевну любит и несомненно понимает цену ее поэзии. Но он чиновник – в первую очередь, а любитель поэзии – во вторую.

– Ну, что вы, Лидия Корнеевна, ну что вы так на него, Сурков как Сурков, – сказала Анна Андреевна. – Но я с ним тоже была хорошей ведьмой. Он начал мне выдавать какие-то комплименты: «Расцвет! У вас расцвет!» – «Какой, говорю, расцвет, пора в могилу».