Переводил Шенгели преимущественно Байрона, но также и Гейне, и многих французских поэтов: Гюго, Эредиа, Бодлера, Верхарна. И на практике, и в теории перевода Шенгели был приверженцем буквализма, то есть точной передачи смысла каждой отдельной строчки, что мешало ему передавать иную точность: поэтическое очарование подлинника.
Как о наставнике о Георгии Аркадьевиче см.: Арсений Тарковский. Мой Шенгели. – Собр. соч. Т. 2 (М., 1991), а также: Семен Липкин. Вечер Шенгели. – В кн.: Угль, пылающий огнем (М., 1991).
Георгий Аркадьевич впервые увидел Анну Андреевну в 1916 году, а познакомились они через семь лет. Об этих двух встречах, а также и о третьей, ташкентской, повествует Шенгели в своем стихотворении 1943 года «Анне Ахматовой», опубликованном только в 1989-м («Звезда», № 6). Работая над изучением метрики и просодии русского стиха, Шенгели изучал и поэзию Ахматовой. В своих ответах Алексису Ранниту (см. >283) А. А. между прочим писала: «…Георгий Аркадьевич Шенгели, с которым я часто встречалась и дружила, иногда, для своих изысканий, просил меня произнести какую-нибудь строку» («Сочинения», т. 2, с. 305–306). А в одном из сохранившихся набросков плана автобиографии в главе «Современники», среди перечисленных лиц, о которых она намеревалась писать, А. А. упоминает Шенгели. (См. сб.: Встречи с прошлым. Вып. 3. М.: Сов. Россия, 1978, с. 408–409.)
34 В своем «Слове о Лозинском» Ахматова, в частности, говорит: «Я горда тем, что на мою долю выпала горькая радость принести и мою лепту памяти этого неповторимого, изумительного человека, который сочетал в себе сказочную выносливость, самое изящное остроумие, благородство и верность дружбе… Верность была самой характерной для Лозинского чертою». (Сб. «Узнают…», с. 338.) Черта эта проявилась с особенной яркостью в те революционные годы, когда многие друзья Анны Андреевны и Михаила Леонидовича покинули Россию. Внук его, Иван Толстой, пишет, что Лозинский объяснял свое решение не покидать родину – так:
«В отдельности влияние каждого культурного человека на окружающую жизнь может казаться очень скромным и не оправдывающим приносимой им жертвы. Но как только один из таких немногих покидает Россию, видишь, какой огромный и невосполнимый он этим наносит ей ущерб: каждый уходящий подрывает дело сохранения культуры; а ее надо сберечь во что бы то ни стало. Если все разъедутся, в России наступит тьма, и культуру ей придется вновь принимать из рук иноземцев. Нельзя уходить и смотреть через забор, как она дичает и пустеет. Надо оставаться на своем посту. Это наша историческая миссия». (Иван Толстой. Круто к ветру // Ленинградская панорама. Л.: Сов. писатель, 1988, с. 439.)