— Я не понял, неужели Бахрам не знает, как умереть? — произнес наконец Асламбек, наблюдая, как очередная чайка пикирует в воду.
— Он не собирается умирать, — ответил старший брат, нервно потирая руки. — Он собирается баллотироваться в Думу. Джамбеков на выборах будет моим конкурентом.
— Так ты только этого испугался? — хмыкнул Асланбек. На этот раз чайке не повезло, и она взмыла в небо нахлебавшись балтийской водички.
— Бахрам тебе не конкурент. Он предатель, бежавший с поля боя, а ты патриот помогающий своему народу. Кто, как не ты, возил в лагерь беженцев бесплатные хлеб, консервы, теплые одеяла? Народ этого никогда не забудет.
— Так-то оно так, — согласно кивая головой, пробормотал Муса. — Только почему-то после приезда Бахрама в Москву у меня появилось плохое предчувствие.
— Плохое предчувствие, — передразнил Асламбек. Ты не баба, чтобы верить всяким предчувствиям. Повторяю, Бахрам тебе не противник, он предатель, к тому же он нищ. А у тебя капитал, и те, кто не проголосует за тебе из уважения, отдадут свой голос за деньги. Не хватит та их денег — я помогу, потому что нам в Думе нужен ты, Муса Максуров, наш человек. А не какой-то презренный предатель.
Закончив пламенную речь, Асламбек взглянул на циферблат наручных часов, покачал головой и с сожалением сказал;
— Все, мне пора в дорогу. Сегодня вечером на Кипре необходимо встретиться с одним человеком. — Подмигнув брату, не удержался от пояснения: — Потенциальный покупатель, грех упускать.
Братья тем же неспешным шагом вернулись обратно ресторану с деревянной террасой. Возле стоянки они прощание обнялись и расцеловались. Асламбек быстро направился к «Мерседесу», который, едва он захлопнул за собой дверцу, резко сорвался с места. Муса еще некоторое время смотрел вслед удаляющейся машине, затем круто развернувшись, зашагал в сторону ресторана, где его ждал сочный шашлык.
Возвращение в Москву Бахрама Джамбекова прошло вез особой помпы, но в то же время секретность с его персоны была снята.
Бывшего чеченского полевого командира со всей его не особо многочисленной родней и охраной поселили в подавно открывшейся гостинице «Эльбрус», выделив целый этаж вместе с президентским номером. Туда же прибыли заранее отобранные имиджмейкер, спичрайтер и пиар-менеджер. Отвечавшему за имидж будущего депутата молодому человеку было около тридцати лет, он обладал утонченными манерами пассивного гомосексуалиста, составительница предвыборных речей была худосочная особа ботанического возраста («мадам, опадают листья»], Зато властитель общественного мнения оказался выше всяких похвал, невысокого роста, плотный, с ухоженными полосами и кожей, милой улыбкой, которая, казалось, была приклеена к его устам, и очками в массивной золотой оправе. Он был подвижен, как заяц с батарейкой «Дюрасол», и горел желанием немедленной деятельности, от чего, казалось, было видно сияние внутреннего огня.