Но потерянной душе не дано уйти с того места, где ее настигла смерть. А дворец не стал удерживать царевича. Скорее наоборот, он подталкивал в спину ледяными взглядами духов-невидимок, подгонял гулким эхом поспешных шагов.
Наконец, с натугой распахнув тяжелые створки врат, скрипучие, подернутые инеем, он выбрался на главную площадь, и задохнулся, когда привыкшие к тяжелому затхлому духу законопаченных зал легкие оказались не способны вобрать в себя ледяной воздух морозного утра.
Вокруг не было ни души. По каменной мостовой мела метель, сдувая снег в притулившиеся к серым, заиндевелым стенам сугробы. А Аль стоял один посреди этой ледяной пустыни, и смеялся, не замечая катившихся по щекам слез. Он понял свою ошибку — это все остальные умерли, а он выжил, проспав во власти болезненного бреда свою смерть.
Он был жив, потому что призрак не чувствует холода, не ловит с жадностью каждый вздох, удерживая в себе жизнь, не предается отчаянию, не…
Он был жив, и эта мысль успокаивала его. Во всяком случае, до тех пор, пока он не понял, что живому среди мертвецов ничуть не легче, а, может быть, и труднее, чем призраку в мире людей.
И вдруг… До него донесся какой-то звук… Он прозвучал глухо, доносясь откуда-то издалека, так что Аль даже не понял, что это было — скрип снега под ногами, всхлип потерявшего мать ребенка или скулеж голодного пса. Да и ему сейчас это было без разницы. Главным было другое — это был голос жизни, знак того, что он не последний человек в этом ледяном царстве теней.
Оглядевшись вокруг, силясь хоть что-то разглядеть среди многоцветных бликов отражавшихся о снежные покровы солнечных лучей, царевич заметил небольшую угловатую фигурку — кто-то сжался в комок в подворотне, словно осторожный зверек.
— Эй! — окликнул его царевич, взмахнул рукой, привлекая к себе внимание. Незнакомец тотчас сорвался с места. Однако, вместо того, чтобы направиться к юноше, он бросился бежать прочь, стремясь поскорее спрятаться в белом безличии города.
— Постой! — Аль бросился следом, крича на бегу. — Подожди! Не бойся меня! Я ничего плохого тебе не сделаю! Все, что я хочу, это спросить… — запыхавшись, царевич остановился. После долгой болезни он был слишком слаб для погони. Аль опустил голову, переводя дыхание.
— У тебя есть что съестное? — голос, прозвучавший над самым ухом, заставил юношу вздрогнуть.
— Что? — переспросил он, таращась удивленными глазами на стоявшего в шаге от него человека с головы до ног укутанного в какие-то разноцветные тряпки — обноски, так что не закрытым оставалось только лицо.