— Но я не…
— И ты. И я. Альмиры больше нет. Или ты так и не понял этого?
— Как ты можешь…! — он побледнел, не то от страха, не то от гнева, был готов воскликнуть: — Зачем же тогда это все, весь этот путь, если…
— Ты ошибаешься, думая, что я лишился надежды, — будто вновь прочтя мысли собеседника, качнул головой Аль-си. — Я свято верю, что нам удастся спасти людей. Не всех, конечно, но тех, кто выживет — да.
— Если мы доберемся до повелителя дня, он снимет печать рока с Десятого царства.
— И все будет, как прежде? Нет, брат. Не будет. Уже никогда. И никакому богу нет до нас дела. Если кто нам и поможет, то только люди. И жить нам дальше не среди сказочных громов и эльфов, а таких же людей, как и мы с тобой. И знаешь что?
— Что? — ощутив внутри себя какое-то странное чувство пустоты, обреченности, безнадежно спросил Аль, хотя ему и вовсе не хотелось ни о чем говорить. Все, о чем он мечтал сейчас, это, оказавшись на каменном мосту, прыгнуть в бездну, надеясь, что боги и горные духи поймут его самопожертвование и помогут остальным пройти их путь, раз только их дорога, не его может привести к цели.
— Если раньше я хотел объединить десять царств…
— Чтобы получить власть, о которой все остальные только мечтали…
— Чтобы воплотить мечту тысячи и одного поколения, сделать то, что многие считали невозможным, избранные пытались и претерпели неудачу, и ни у кого, за исключением Основателя, не получилось.
— А сейчас? — ему было совершенно все равно. Но нужно же было чем-то заполнить образовавшуюся в душе пустоту. Хотя бы — разговором о чужом будущем.
— Я хочу сделать это ради того, чтобы жители Альмиры спаслись. И чтобы, лишившись родины, они не чувствовали себя в новом мире отверженными, бедными родственниками, нищими приживалами, у которых нет собственного дома, а из чужого не гонят, потому что совестно.
— Если ты будешь царем, все будет иначе, — соглашаясь с очевидным, кивнул Аль.
— Да. И тогда Альмира не умрет. Оставшиеся девять царств, объединившись, станут новой Альмирой.
— Ты еще не завоевал свое царство, а уже выбрал для него название, — не сдержавшись, хохотнул юноша. Право же, это было так забавно.
Аль-си же остался совершенно серьезен.
— Я завоюю его. Непременно. Не остановлюсь, пока этого не случится. И ничто не сможет мне помешать! — его глаза горели таким беспощадно жестоким огнем, что юноше стало не по себе. Он даже испугался — как бы с братом не случилось чего, он ведь, все таки, не здоров.
— Ну ладно, ладно, ты только не волнуйся…
— Я говорю это тебе, — с тем же видом одержимого продолжал царевич, — чтобы ты не вставал на моей дороге. Потому что ты можешь быть кем угодно, а я — только новым царем-основателем. Потому что ты мечтаешь о другой судьбе, а я — только об этой. Потому что… В общем, — прервав самого себя, он на миг замолчал, закрыл глаза, заставляя себя успокоиться, после чего продолжал, и хотя голос его при этом звучал много ровнее, но слова, которые он произносил, от того не стали менее жестокими: — Не вставай на моем пути к короне Основателя. Иначе мне придется тебя убить, — и, оставив ошарашенного такими словами брата стоять у входа в пещеру, пошел к уже начавшему склоняться к камням, затухая, костру.