— Стой, стой! Сейчас самое главное согреть тебя… Эй, кто там! Зовите лекарей! Живо!
— Отец, послушай меня! — в отчаянии вскричал Аль. — Я знаю, все считают меня наивным фантазером, выдумывающим жизнь, но не живущим ею! Я понимаю, что ты не веришь ни одному моему слову! И не верь! Сомневайся! Только проверь! Пошли кого-нибудь на север! Не к крепости, чуть восточнее! Я сам видел их костры! Я… Отец, я не выдумываю!
— Конечно, конечно, — он уже кутал дрожавшего, как осиновый лист, юношу в принесенное кем-то из слуг меховое одеяло. — Ты просто болен… Где, северные духи вас забери, лекари! — скользнув резким злым взглядом по суетившимся вокруг людям, крикнул царь.
— Отец, — не унимался юноша, — послушай меня! Это очень важно! За то, чтобы ты узнал о приходе кочевников, один очень хороший человек отдал свою жизнь! Его жертва не должна быть напрасной…!
— Успокойся, Аль-ми! — царь смотрел на метавшегося в жару сына с отчаянием, желая забрать себе всю его боль, но не в силах ничем помочь. — Ну, чего ты от меня хочешь? — ему было просто необходимо хотя бы что-нибудь сделать. Что бы там ни думали другие, он — резкий и в чем-то даже жестокий властитель — искренне любил своих сыновей, причем — обоих одинаково. Это чувство не ослепляло его, позволяя видеть недостатки, которые, однако же, ничего не меняли.
— Поверь мне — кочевники уже на границе! Я знаю, это звучит невероятно, но я действительно видел их костры. Не во сне, наяву! С горной вершины. Оттуда было видно все царство, как на ладони, и… Отец, поверь мне на этот раз! Прошу тебя! — он был готов молить его, словно раб господина, плакать, упрашивая, как маленький ребенок, но при этом не чувствовал себя способным убедить, и беспомощность мучила его сильнее болезни. Поэтому он радостно вскинул голову, когда услышал:
— Хорошо, — царь согласился. В конце концов, даже если эти кочевники лишь привиделись мальчику в том бреду, в который погрузила его сжигавшая не только тело, но и разум болезнь, ничего страшного не произойдет, если войско будет собрано и выдвинется в сторону северных пределов. Даже — если это часть какого-то заговора. Конечно, он и в мыслях не допускал, что младший сын пошел по стопам старшего, слишком уж они были разные. Но мало ли кто мог внушить пагубные мысли наивной детской душе. — Я соберу войско и отправлю к границе, — сейчас было главным успокоить больного, а потом… Он не сомневался, что найдет способ обезопасить даже столь безрассудный в своей наивности шаг, как погоня за бредовой фантазией.
— Спасибо, отец, — облегченно вздохнув, Аль, более не в силах сопротивляться, провалился в черную бездну бреда.