— Наверное, нужно как-то заставить себя. Придется совершить один безумный поступок, чтобы заработала магия.
Абсурд. Кто-то должен меня остановить. Пусть она меня остановит.
Лила, закрыв глаза, трется о лезвие, сначала немного, потом всем телом. Снова и снова.
— Ты правда одобряешь эту идею?
Кошка протяжно вскрикивает, вспрыгивает обратно на стол и усаживается в ожидании.
Кладу руку ей на спину.
— Занесу меч у тебя над головой, хорошо? Но не по-настоящему.
Останови же меня.
— Не двигайся.
Она смотрит на меня, замерла и ждет, только подрагивает кончик хвоста.
Поднимаю меч, замахиваюсь и со всей силы обрушиваю его на крошечное кошачье тельце.
Боже мой, сейчас я опять ее убью!
И тут все вокруг начинает течь и переливаться. Я могу превратить меч в моток веревки, струю воды, облако пыли. А кошка теперь состоит вовсе не из хрупких, покрытых мехом птичьих косточек — я вижу сложное переплетающееся заклятие, а под ним девчонку. Одно простое мысленное усилие, и колдовство рассыпается, распадается.
Меч стремительно опускается на обнаженную, скорчившуюся на столе девушку. Отшатываюсь и, потеряв равновесие, падаю на пол, клинок вырывается из рук, отлетает на другой конец гостиной и вонзается в заляпанный комод.
У Лилы длинная копна спутанных светлых волос и загорелая кожа. Она пытается подняться на ноги, но безуспешно. Может, разучилась.
В этот раз отдача едва не разрывает меня на части.
— Кассель! — На ней огромная футболка, которая почти полностью открывает длиннющие ноги. — Кассель, проснись. Кто-то идет.
Как же болят ребра. Это, интересно знать, хорошо или плохо? Нужно поспать. Усну, а когда открою глаза, окажусь в Уоллингфорде, Сэм будет опрыскивать себя одеколоном, все будет как обычно, как и должно быть.
Лила ударяет меня по лицу изо всей силы.
Судорожно втягиваю воздух и открываю глаза. Как больно ударила! Из комода торчит меч, пол усыпан осколками вазы, везде валяются книги, бумаги.
— Кто-то идет. — Голос у нее изменился, стал хриплым и отрывистым.
— Дедушка возвращается из магазина.
— Их двое.
Лицо знакомое и одновременно чужое. Что-то во мне сжимается, протягиваю руку, но Лила отшатывается. Конечно: знает, чем чревато мое прикосновение.
— Скорее.
Пошатываясь, встаю.
— О черт! — Совсем забыл: я же такого наговорил Филипу, а еще воображал себя талантливым вруном.
— В шкаф, — командует она.
Шкаф набит изъеденными молью шубами и пальто. Торопливо выкидываем снизу коробки, протискиваемся внутрь. Приходится поднырнуть под перекладину, на которой болтаются вешалки, подпереть спиной дальнюю стенку. Лила забирается следом, закрывает дверь и прижимается прямо к моим покрытым синяками ребрам. Чувствую на шее частое отрывистое дыхание. От нее пахнет травой и чем-то еще, чем-то непонятным, терпким.