Будь все проклято, решила Карли. И вместо обувной мастерской поплелась в магазин на Дьюкс-Лейн за шопинг-терапией. В результате на ней теперь красуются утешительно дорогие туфли фирмы «Кристиан Лубутэн» из настоящей кожи, на абсурдно высоких каблуках, с двойным ремешком на щиколотках и красной платформой. Единственная радость сегодня.
Карли выглянула в окно. Такси движется в плотном потоке в час пик по Олд-Шорэм-Роуд. Она отправила Тайлеру сообщение, что через десять минут будет дома, поставила в конце смайлик и строчку поцелуев.
— Живете в конце Голдстоун-Кресент, да? — уточнил водитель.
— Верно.
— Угу.
Радио в машине ожило и снова умолкло. Через несколько минут таксист снова спросил:
— У вас какой бачок в туалете?
— Понятия не имею, — сказала она.
Пришел ответный текст от Тайлера.
«У тебя „Маппер“ выключен».
Она написала:
«Прости. Жуткий день. Люблю тебя. XXXX».
— С цепочкой или с ручкой?
— С ручкой.
— Ясно.
Голос резкий, назойливый. Если не заткнется насчет унитазов, никаких чаевых не получит.
К счастью, водитель умолк и молчал до самого дома. Девять фунтов на счетчике. Она дала десятку, отказавшись от сдачи. Когда шагнула на тротуар, шофер крикнул вслед:
— Классные туфли! «Кристиан Лубутэн»? Шестой размер? Угу…
— А вы знаток! — невольно улыбнулась Карли.
Водитель не улыбнулся в ответ, только кивнул и открутил крышку термоса.
Чокнутый малый. Надо сказать в компании, чтобы его больше не присылали. Впрочем, возможно, она просто злится, а он лишь старается проявить дружелюбие.
На другой стороне дороги Зуб в маленькой синей прокатной «тойоте-ярис», которую следовало вымыть, сделал пометку в электронной записной книжке. Сын. Дома в 16:45. Мать. Дома в 18:00.
И зевнул. День был очень долгий. Он запустил мотор и тронулся с места. Отъезжая, увидел медленно двигавшийся навстречу патрульный автомобиль. Ниже натянул бейсболку, проезжая мимо, глянул в зеркало заднего обзора, увидел вспыхнувшие тормозные огни.
На кухне гремят тарелки — видно, мать после ужина убирает за Тайлером. Пахнет едой. Лазаньей. На оконном стекле играет солнце. Скоро лето. Карли вошла в дом с тяжелым сердцем. Обычно в этом месяце она чувствует себя бодрее — часы переводятся, день становится дольше. Радует утренний свет и хор на заре. В страшные годы после смерти Кеса хуже всего она переносит зимы. Летом как-то легче справиться с горем.
Но где теперь обычная жизнь, черт возьми?
Обычно Тайлер бежал ей навстречу из школьных ворот. Обычно мчался к двери, чтобы обнять ее после разлуки. Теперь она стоит одна в прихожей, тупо уставившись на викторианскую вешалку, где еще висит панама Кеса и широкополая шляпа, купленная однажды по чистой прихоти; в подставке стоит его зонт с гнутой серебряной ручкой. Он любил антикварные вещи, и большая эдвардианская картинка в рамке с изображением людей на старом брайтонском катке на Вест-стрит висит на стене рядом с гравюрой давно исчезнувшего цепного брайтонского пирса.