Но все-таки Карли винит себя. Постоянно твердит себе, что виновата. Если бы не явилась, Фернанда была бы жива. Отчасти хочется сейчас же вернуться в Ист-Хэмптон, попросить прощения у Лу Ревира. Пат Лэниган твердо и решительно пресек это намерение.
Они долго стояли на улице, он курил очередную сигару, она высадила полпачки сигарет. Ни один не посмел спросить вслух — что теперь будет?
Карли совсем растерялась. Как отреагирует муж Фернанды? И другие члены семьи? Садясь в самолет до Нью-Йорка, она хорошо понимала, что будет тяжело. Но близко даже не предвидела таких жутких последствий.
Она дрожащей рукой поднесла зажигалку к очередной сигарете.
— По-моему, Карли, — сказал Пат Лэниган, — теперь надо серьезно подумать насчет программы защиты свидетелей. Я позабочусь, чтобы кто-нибудь постоянно вас охранял до отъезда из Штатов, но у людей вроде Ревиров долгая память и длинные руки.
— Вы уверены, что программа защиты свидетелей гарантирует мне безопасность?
— На сто процентов никогда не скажешь, но это самый верный шанс.
— Знаете, что это означает? Переезд в другой конец страны, рядом из близких только сын, и больше ни одной встречи с родными и друзьями… Вам бы понравилось?
Лэниган пожал плечами:
— Не очень. Но если б я знал, что нет выбора, то решил бы, что это все-таки лучше, чем альтернатива.
— Какая?..
Он серьезно посмотрел на нее:
— Та самая.
Кондиционер в номере отеля слишком холодный и слишком шумный, но, какие бы кнопки Карли ни нажимала, практически ничего не менялось. Одеяла она тоже не нашла, поэтому в конце концов влезла под покрывало одетая, и на нее налетело цунами мрачных мыслей.
В шесть утра, не сомкнув глаз, вылезла из постели, подошла к окну, открыла жалюзи. В хлынувшем с безоблачного синего неба свете проследила за поднимавшимся самолетом, опустила глаза на раскинувшийся лабиринт производственных построек, на оживленную дорогу тридцатью этажами ниже.
В висках стучит молот. Голова кружится, и очень страшно. Боже, как хочется, чтобы рядом был Кес. Больше прежнего хочется просто с ним поговорить. Ему по колено любое дерьмо, в какое его бросит мир. Кроме проклятой холодной белой пудры, которая затопила и удушила его.
Бывает и дерьмо, говорил он. И правда. Гибель Кеса — дерьмо. Дорожно-транспортное происшествие, в которое она попала, — дерьмо. Гибель в автокатастрофе Фернанды Ревир — дерьмо. Все дерьмо.
Но в первую очередь — идея отказаться от собственной жизни и вечно прятаться. Этого не будет. Должно быть другое решение.
Обязательно.
Зазвонил мобильник. Карли бросилась к тумбочке у кровати, схватила трубку, посмотрела на дисплей. Написано только «Международный вызов».