— Старый, дьявол! — прошептал Шустов с восхищением. — А ведь он, пожалуй, видел?…
— Кто видел? — спросил Бабин.
— Орел, говорю.
— Что видел? — быстро и подозрительно переспросил смотритель.
— Все видел! — с неожиданной жесткостью утверждения ответил Славка.
Он-то сейчас глядел не на орла, а на смотрителя. И от него не укрылось, как непонятный испуг мгновенно исказил лицо болгарина.
— Так вы говорите, трупы достать нельзя? — спросил Шустов, нагловато воззрившись на Христо Благова.
— Какие трупы? — грубо спросил смотритель и проглотил слюну.
— Всякие трупы: конские, к примеру… Сапные.
— Не понимаю! — отрезал смотритель и отошел в сторону.
Но Славка — как будто и не было этого мгновенного поединка — снова завороженно глядел на парившего в высоте орла.
— Наверняка видел! — восторженно крикнул он и даже кулаком махнул: — Орлы по сто лет живут! Это тот самый и есть!
И они втроем стали следить за медленными и плавными движениями орла.
Назад возвращались той же тропинкой. На полпути облака, потянув снизу, снова прикинулись мокрым туманом. Шустов легко находил дорогу среди уже знакомых камней.
— Я не могу поспеть за тобой! Давай отдохнем! — крикнул Бабин.
— Отдыхать в могиле будем! — весело отозвался лейтенант любимой поговоркой Котелкова.
Но все-таки остановился, глядя в туман, откуда должен был показаться замешкавшийся смотритель.
Два выстрела — один за другим — прозвучали гулко…
Еще один…
— Ну-ка, присядь! — приказал Шустов, схватившись за плечо.
Они быстро сели под камень. Человек стрелял не наугад.
— На Шипке все спокойно, — уныло заметил Бабин, слегка прикрывая раненого товарища.
Лейтенант Шустов, сидя, вынул из кобуры пистолет. Выстрелов больше не было. Ни шороха, ни голоса, ни дыхания. Тишина, какая бывает только в горах.
— Чего он сбесился? — шепотом спросил Бабин.
— Спятил, — спокойно засвидетельствовал Шустов, а глаза его сверкнули тем шельмоватым блеском, который всегда помогал понять, что он избежал опасности. — Собаку задушил, теперь в орла стреляет.
— Помешал ему орел… Думаю, пуля-то тебя искала.
— А ну, за мной! — скомандовал Шустов.
Они вернулись к памятнику. Он стал мокрым, почернел в тумане. Смотрителя нигде не было.
— Выходит, на Шипке все спокойно… — задумчиво подтвердил Шустов, снимая с себя гимнастерку.
— Пуля застряла?
— Царапина… Скользнула только.
— В машине санитарный пакет. Дойдешь?…
…
На обратном пути они поссорились.
Все-таки характер у Миши чертовский: невозмутим, аккуратен, скуповат. И ко всему — голос. Неожиданно густой, басистый. Очень тонкое понимание музыки. После всего, что случилось на перевале, он ничего не нашел умнее, как насвистывать всю дорогу какую-то сложную музыку, — кажется, «Лунную сонату» Бетховена.