— Она всегда храпит во сне? — обратился Тристан к Патрику, передвинув ладью на две клетки вправо.
Он сотни раз играл дома в шахматы и почти всегда выигрывал, но на этот раз дело шло к проигрышу. Тристан никак не мог сосредоточиться на игре, когда рядом в кресле спала Изобел. Пышная коса упала ей на колени, пухлые губы приоткрылись. Тристана терзало безрассудное желание подойти к ней, бережно взять на руки и отнести в постель.
— Это вас отвлекает? — поинтересовался Патрик, взяв слона противника.
— Нет, скорее…
Какого черта? Он едва не проговорился. Что это? Наваждение? Неужели острый язычок Изобел настолько его обезоружил?
— Я… я хотел сказать…
Проклятие! Каждый раз, когда речь заходила об Изобел, на Тристана нападало косноязычие, и это начинало его пугать.
— Не бойтесь меня оскорбить, Макгрегор. Мне не нужна победа, полученная нечестным путем.
С этими словами Патрик поднялся и подошел к сестре.
— Пойдем в постель, милая, — прошептал он, ласково поднимая сестру.
Он сделал знак Камерону, молча наблюдавшему за игрой, приблизиться и помочь.
Изобел покачнулась, ее сонный взгляд скользнул по лицу Тристана и метнулся к Патрику.
— Не доверяй ему, — пробормотала она, припав к широкой груди брата.
Патрик что-то шепнул сестре и передал ее Камерону. Изобел улыбнулась:
— И не позволяй ему тебя целовать.
Братья замерли. Потом медленно повернулись, впившись глазами в горца. Взгляд одного был черным как ночь, другой смотрел испуганно и настороженно.
Тристан встал, опираясь на палку. Патрик дождался, пока Кам выведет Изобел из гостиной, а потом шагнул к шахматному столику.
— Так вот как ты собираешься положить конец вражде между нашими кланами? Целуя мою сестру?
Тристан никогда в жизни ни от кого не бегал. Или почти никогда, и уж точно не от мужчин. На руках Патрика Фергюссона вздувались бугры мышц — ежедневная тяжелая работа сделала его сильным и несокрушимым. Тристану вовсе не хотелось вступать с ним в драку. Он легко мог отвергнуть обвинение, но ложь не принесла бы ему ни симпатии, ни уважения этого человека, а Тристан должен был во что бы то ни стало завоевать его расположение.
— Ей это не понравилось, — признался он и зажмурился, когда могучий кулак великана врезался ему в челюсть.
Тристан не лишился чувств, но все вокруг будто подернулось пеленой. Он тяжело рухнул в кресло, чувствуя вкус крови во рту. Его безрассудство все-таки сыграло с ним злую шутку.
Патрик Фергюссон уселся в кресло и грозно прорычал:
— Твой ход, ублюдок!