— Но ведь она заболеет!
Морис кивнул головой.
— Хоть бы она подохла, — сказал он.
Они понесли блюда.
Старуха сидела между дочерьми, держась прямо, словно проглотила аршин, и мерила каждого высокомерным взглядом. Она положила окурок в пепельницу, стоявшую рядом с тарелкой. Тут же лежал пакет табаку, пачка папиросной бумаги и спички. Жюльен смотрел, как она кладет капусту себе на тарелку. Она попробовала, ткнула несколько раз вилкой и, показывая пальцем на другое блюдо, захныкала:
— Да, вам хорошо, вам все можно есть! Если бы вы только знали, как это противно — овощи без соли!
Она протянула руку к солонке.
— Мама, ты поступаешь неразумно, — сказала госпожа Петьо.
— Мама, тебе же нельзя соли, — сказала Жоржетта. Старуха взялась за солонку. Хозяйка схватила ее за руку.
— Мама, будь благоразумна.
— Я только чуть-чуть, в честь воскресного дня, ну самую чуточку, — жалобно стонала старуха.
— Зря, выходит, я вам отдельно готовлю, — заметил хозяин. — Только время теряю.
Старуха обернулась, злобно сверля его глазами. Скривив рот, она воскликнула:
— Хотела бы я посмотреть, как вы ели бы цветную капусту на воде с пресными сухариками! Кажется, что жуешь вату. Попробуйте сами.
— Ладно, мама, успокойся. Я посолю тебе немного, только позволь мне это сделать самой.
Хозяйка насыпала несколько крупинок соли в тарелку матери. Старуха возбужденно зашевелилась, попробовала и, изобразив некоторое подобие улыбки, сказала:
— Вот не бог весть сколько, а сразу лучше. Видите, я неприхотлива.
Морис ногою подтолкнул Жюльена. Старуха отпила полстакана белого вина и снова стала есть, широко разевая рот. Видно было, как во рту у нее переворачивается белое месиво. Продолжая жевать, она без умолку говорила, брызгая на стол слюной. Перечисляла утренних покупателей, беспокоилась о больном кролике, говорила Морису, чтобы он не горбился, или Клодине, чтобы та держала вилку изящнее. И все время поглядывала на Жюльена, который ел, опустив глаза в тарелку. Перед десертом хозяин вышел из-за стола. Он уезжал на машине в Шалон посмотреть матч регби.
— Не забудь о печи, — сказал он Морису. — А вы, Виктор, помните о рогаликах и о бриошах.
Он посмотрел в зеркало, провел рукою по лысине, закурил небольшую сигару и вышел через кондитерскую.
Старуха свернула новую сигарету и закурила, закрыв глаза. Ее руки опирались о край стола. Пирог был съеден в молчании. Сонливость, заполнявшая цех ранним утром, казалось, проникла и сюда: она поднималась с пола, просачивалась между мебелью, давила на руки и на ноги, сковывала движения.
Первым встал Виктор, Морис последовал его примеру и тронул Жюльена за плечо.