Стоит сказать о двух сборниках ханских ярлыков, данных русским митрополитам в XIII–XIV веках. Ярлыки были переведены на русский язык с подлинников, сохранявшихся в митрополичьей казне. Эти сборники были составлены в конце XV — начале XVI века, когда монгольская держава, казалось бы, окончательно пала. И вот тут-то Рюриковичи-Александровичи начали потихоньку наступление на церковные привилегии. Вот что пишет составитель сборника: «Вы же православнии князи и боляре, потщитеся к святым церквам благотворение показати, да не в день судный от онех варвар посрамлени будете». То есть ордынские ханы — пример для Рюриковичей в усложнившейся проблеме «благотворения» церкви. За что же церковь получала подобное «благотворение»? Конечно, за полное свое подчинение ордынским правителям. «И как сед (митрополит) в Володимери, богу молится за нас и за племя наше в род и род и молитву воздает. То есмы возмолвили: ино никаковая дань, никоторая пошлина, ни подводы, ни корм, ни питие, ни запрос, ни даров не дадут, ни почестия не воздают никакова; или что церковные: дома, воды, земли, огороды, винограды, мелницы, — и в то ся у них не вступает никто, ни насилства не творят им никакова…» Вот так…
Следует коротко сказать и о знаменитой Чингисовой «Ясе», представлявшей собой не свод законов для некоего государственного устройства, но некий глобальный «воинский устав» для целого «народа-войска», некий прототип внеконфессиональной идеологической модели объединения для армии «дешевого пехотинца», модели, в частности, обожествляющей правителя-полководца, прокламирующей его культ… Интересно, что первоначально у монголов начинало развиваться именно «нормальное» дружинное полководчество. Слово «нукер» означает «друг». (Вероятно, и русское «друг» означало когда-то не человека, который «подружился», а человека, вошедшего в добровольное подчинение; отсюда выражения «друг жизни», «подруга жизни» в смысле «муж», «жена»). Возможно, что именно кочевой образ жизни продуцировал преображение «нормальной» дружины монгольского кочевого князька в страшный «прототип регулярной армии». Мужское население не было «отвлечено» ни на земледелие, ни на ремесла, ни на какое-либо подобие «книжной образованности». Это позволяло начинать военную подготовку предельно рано… И здесь можно подивиться еще одному парадоксу. Ведь в любой еще первобытнообщинной общности фактически каждый мужчина родового, племенного объединения участвует в военных действиях, он — «шверд», «хрыч», «хрен», тюркский «клыч», славянский «меч» (вероятно, первоначальное значение слова «меч» (мечка) — не собственно «меч», а копье — «то, что мечут, бросают»)… Но вместе с развитием общества мужское население все более специализируется на иных занятиях: на земледелии, ремеслах, торговле. Военное дело также усложняется, простенькое первобытное копье уступает место мечу как таковому; вместо «любого члена племени» появляется профессиональный дружинник, хорошо и дорого вооруженный. Но это все при условии оседлого образа жизни. У монголов не было этого оседлого образа жизни, и вот сформировался интересный феномен: «регулярная армия без государства как такового». Монгольская армейская модель будто искала некое государственное устройство, соединившись с которым она породит в итоге своеобразную модель государственного и общественного устройства, где процветает культ правителя-полководца, где престижнее всего быть человеком в военной форме; где высшая добродетель мужчины — быть воином, высшая добродетель женщины — быть женой и матерью воина; высшая добродетель девушки — сражаться наравне с мужчиной, не теряя девственности… Искала, нашла, в итоге породила… Мы жили в этой самой модели…