— Говорил же, — усмехнулся Шрам, опасливо попятившись еще дальше и потянув за собой Федора. — Элементарная ловушка. Кто потревожит мертвеца, тот взлетит на воздух.
— Думаю, если растяжку не трогать, то все обойдется, — предположил Димка. — Я пройду первым, а вы за мной, по одному.
— Ладно… — Шрам осекся и заговорил уже иначе — зло, отрывисто. — Черт, не пойму, почему я все время с тобой соглашаюсь, Дмитрий Михайлович? Не нравится мне это. Вот что, хватит самодеятельности. Пусть специалисты поработают.
— Только не ваши сталкеры, — тревожно вскинулся Димка. — Они могут быть заодно.
— Парень, это тяжелое обвинение. Хорошо, что тебя мой Тихонов не слышит. А я, между тем, все еще не видел никаких доказательств. Скелет с растяжкой? Так любой уважающий себя сталкер не оставит свою тропу без охраны… Федор, давай на перекресток, окликни парней, пусть двигают сюда. Растяжку оставлять нельзя, надо обезвредить. Неизвестно, что там впереди, возможно, понадобится быстрое отступление. И тогда под ноги смотреть будет некогда.
Димка вынужден был согласиться с Леденцовым. Предосторожность лишней не бывает. Но так трудно сдерживаться, оставаться на месте… У него с каждой минутой все отчетливее нарастало гнетущее ощущение, что они безнадежно упускают время. Надо шевелиться, некогда возиться с растяжкой, тем более что ее можно обойти…
— Пацан, ты совсем охренел? Стой, сказал тебе!
— Димон, ёханый бабай, да ты оглох, что ли?!
Димка словно очнулся от наваждения. Оказывается, он уже отошел от скелета шагов на десять, когда к нему прорвались встревоженные голоса спутников. Парень и не заметил, что двинулся вперед по коридору. Что-то с ним и в самом деле творилось странное. Как тогда, на Курской, Когда он пытался проводить Наташку, — выпал кусочек реальности. Только что он был возле скелета, и вот уже шагает неизвестно куда, даже толком не подсвечивая путь фонарем. Ствол автомата опущен, луч смотрит под ноги.
Шагает…
Мгновенно прошиб страх. Он шел не сам, а против своей воли. Шел с таким чувством, словно возвращается домой, туда, где позаботятся о его тревогах и печалях… Но его дом был на Бауманской. А значит, то, что притаилось впереди и тащило его к себе, несло смертельную угрозу.
Димка напрягся, пытаясь остановиться. Тело стало чужим и повиновалось с трудом. Страх учащенным пульсом бился в висках, выглядывал из расширенных глаз, скользил по лицу бисером пота. Неимоверным усилием воли удалось прервать движение, но правая нога снова пошла вперед, для следующего шага, пошла сама собой.
— Димон! Да что за тупое упрямство…