В одно особенно холодное утро вторника в беспрестанно строящемся и расширяющемся районе дублинских доков черные кожаные, безукоризненно начищенные штиблеты Лу вторглись в поле зрения некоего индивида. Индивид этот следил за поступательным ходом этих штиблет, как делал накануне и как намеревался делать и на следующий день. Обе ноги владельца штиблет не уступали одна другой в прыткости и сноровке. Все шаги были одинаковыми, движения от пятки к носку — четкими: штиблеты устремлялись вперед, сперва упираясь в землю каблуком, а затем отталкиваясь от нее носком где-то в районе большого пальца и сгибая ногу в щиколотке. Каждый раз с безупречной четкостью. Звук шагов по тротуару — тоже ритмически четок. Ничего похожего на тяжелый топот, какой издают порой другие безголовые фигуры, спешащие в этот час мимо — голова каждого из таких прохожих все еще покоилась на подушке, хотя тело уже и разрезало утренний холод. Нет, эти штиблеты лишь негромко постукивали — звук монотонный, назойливый, как капли дождя, падающие на крышу теплицы, низ брючин слегка колышется подобно развевающемуся от легкого ветерка флажку у последней, победной, лунки.
Наблюдателя даже ничуть бы не удивило, если б плиты тротуара вдруг осветились огнями рампы, а владелец штиблет пустился бы отбивать чечетку, возвещая начало славного и приятного денька. Потому что этот день для наблюдателя и вправду обещал быть приятным.
Обычно начищенные до блеска штиблеты под безукоризненными черными брючинами, шикарно проплыв мимо наблюдателя, устремлялись во вращающиеся двери, а оттуда в роскошный мраморный вестибюль современного здания из стекла, втиснутого в расщелину домов на набережной и клином врезанного в дублинское небо. Но в это утро штиблеты встали непосредственно напротив наблюдателя и крутанулись на тротуаре, неприятно скрипнув по мерзлому асфальту.
Наблюдателю ничего не оставалось, как вскинуть взгляд, оторвав его от штиблет.
— Вот, пожалуйста, — сказал Лу, протягивая ему стаканчик. — Кофе «Американо», надеюсь, вы не будете возражать, у них там что-то с машиной, и кофе с молоком — недоступно.
— В таком случае возьмите это назад, — высокомерно бросил наблюдатель, отводя от себя руку с дымящимся кофе.
Реакцией на это было изумленное молчание.
— Просто шучу. — Он засмеялся недоумению незнакомца и на случай, если шутка его не будет должным образом оценена и благородный порыв окажется пресеченным, поспешил взять стаканчик и сжать его в онемевших от холода пальцах. — Разве я похож на человека, который без горячего молока жить не может? — ощерился он, и тут же лицо его выразило благоговейный восторг: — Мм-м… — Он приблизил нос к краю стаканчика, вдыхая аромат, и прикрыл веки, наслаждаясь и не желая отвлекаться зрительными впечатлениями от божественности этого наслаждения. Картонный стаканчик был таким горячим, а может, руки его так озябли, что его ожгло, словно огнем, и раскаленные жаркие иглы пронизали его тело дрожью. До этого он не сознавал, как ему холодно.