- Любишь, не любишь, хватит прикалываться! Чего звонил- то?- с любопытством спросила сестра.
- Ресторан!!!- трагическим шепотом простонал я.
- Что ресторан?- тревожно спросила Ленка. Попалась! И уже нормальным голосом я сказал:
- Как ты смотришь на то, чтобы вечером сходить в ресторан, отметить сдачу сессии? Я плачу за все!
Ленка сказала, что только за. Быстро договорившись, где и во сколько мы должны встретиться, я нажал отбой.
- Ты стал другим,- Ленка задумчиво крутила бокал с вином в руке. Потом, приподняв, стала разглядывать меня сквозь стекло. Озадачено я спросил:
- В смысле? Я себя нормально чувствую!!!
Сестренка нахмурилась:
- У тебя взгляд изменился. Я еще в больнице заметила. Думала это последствия от удара током. Раньше ты часто смеялся над любой шуткой, а сейчас даже не улыбаешься и взгляд всегда серьезный. И смотришь как-то вот холодно... Нет, не на меня, на других. Но все равно по-другому.
М-да, озадачила меня сестра, озадачила. В ответ на ее слова я только пожал плечами. Объяснений для нее у меня не было. Развлекаясь до полуночи, я часто ловил на себе задумчивый взгляд сестренки.
- У-у-у! Я устала как Снегурочка в Новый Год,- сказала Ленка, когда мы зашли в ее квартиру. Сняв обувь и верхнюю одежду, мы прошли в комнату.
- Сейчас я постелю тебе на диване, иди пока в ванную.
Умывшись, я лег на скрипучий диван, и подождав, когда Ленка легла на свою кровать, сказал:
- Знаешь, я наверное в Москву уеду. Хочу там квартиру снять. В общем, есть чем заняться. Уволюсь с работы и рвану в Москву.
Скрипнула кровать, и насмешливый голос спросил:
- Интересно, а что мама скажет? Она тебя не отпустит. Нет, точно не отпустит! Помнишь, как я уезжала?
М-да, проблема. Мама у нас матриарх семьи и без ее согласия ничего не решается. Но я уже не мальчик, что сестре и заявил.
- Ну-ну. Слова не мальчика, а мужа! Ладно, спать пора. Спи давай! Ха, в Москву он уедет! Так тебя и отпустят... Спокойной ночи,- сказала она, когда, наконец, наворчалась.
....
А во сне я снова вернулся к воспоминаниям войны.
....
Мы уходили все дальше и дальше. С момента, когда немцы сожгли тридцатьчетверку, прошли уже сутки. Очнулся я как-то внезапно, ночью. В шагах пяти-семи неярко горел костер, над которым висел котелок, источающий приятный мясной запах. Около костра спали незнакомые красноармейцы. Один из них оперся рукой на ствол максима без щитка, но на станине, и что-то негромко говорил, шевеля в такт свободной рукой бойцу в фуражке. Еще раз осмотревшись, я заметил человеческое тело, завернутое в плащ-палатку лежащее рядом со мной, издающее легкое похрапывание. Я попробовал приподняться, и сразу закружилась голова, начало подташнивать. Что заставило меня со стоном рухнуть обратно. Храп сразу же прекратился, и на меня уставились обрадованные глаза Молчунова.