Через проходную шел человек мелкий, незначительный, которого и не видно-то на фоне этого государственного благополучия.
У входа на территорию, в самом начале посыпанной желтым песком дорожки, Шорина ждал помощник Матвея Кузьмича, высокий человек с лицом альбиноса. Он не протянул руки, не здороваясь, процедил всего два слова:
— Ждет. Прошу.
По тропинке, якобы заросшей, а на самом деле искусно выполненной художником-садоводом, они двинулись к беседке, построенной в стиле старых дворянских интерьеров. Тропинка эта, березовая аллея, беседка создавали иллюзию декорации к чеховскому спектаклю.
Матвей Кузьмич сидел в беседке в кресле-качалке в ярких заграничных шортах, его сухие крепкие ноги теннисиста были покрыты рыжеватыми волосами. Он пил чай, в пепельнице дымилась трубка.
— Иди, Леша, — сказал он помощнику.
Когда тот ушел, он выдержал паузу и предложил Шорину сесть.
— С чем прибежал, Саша? Чем порадуешь?
— Дело в том… — начал Шорин, но Матвей Кузьмич перебил его.
— В том дело, — усмехнулся он, — что ты своей поблядушке Ленке пообещал сгноить ее бывшего мужа. Так?
Шорин молчал.
— Молчишь. Тогда слушай дальше и запоминай. Ответь мне, какую опасность для нас представляет этот человек? Тогда я тебе отвечу — никакой! Понимаешь?
— Но вы же читали его статью? — попробовал перебить Матвея Кузьмича Шорин.
— Не перебивай меня, Саша, а слушай. — Он встал, поправил редеющие волосы на голове. Его тонкогубое лицо монаха-инквизитора дернулось, темные глаза стали еще темней.
— Кто такой Ельцов? Когда он встал на нашем пути, это был известный журналист, коммунист, человек, прекрасно выполнивший свой интернациональный долг. Зять замминистра, связи. Теперь вспомни, когда мы выкинули его из газеты, из второго издания страны, и он пошел работать в «Литературку», вспомни, как резко сократились его связи, а стало быть и влияние. Он выпал из номенклатуры. И сразу стал обычным газетным шелкопером без рода и племени.
— Но он же… — пытался вставить слово Шорин.
— Ты прав, он подумал, что все эти литературные болтуны — особая категория нравственно чистых людей и они помогут ему в его борьбе. При обыске у него отобрали статью. Да знаешь ли ты, что все варианты этого сочинения сразу же попадали ко мне на стол. Все эти прогрессивные интеллигенты больше других хотели орденов, премий, загранкомандировок. Они сдали его. Ты никогда не спрашивал меня, почему Ельцов со статьей поперся в шашлычную на Пушкинскую, а не в Дом журналистов?
— Почему?
— Да потому что я велел замредактора назначить ему там конспиративную встречу. Он назначил. Ельцова закопали. Прогрессивный журналист к ноябрьским получил «Трудовое Красное Знамя».