Когда Цеца ушла, Рикардо подошел к Виолетте и положил руку ей на плечо.
— Что случилось?
— Ничего особенного. А почему ты спрашиваешь?
— Ты изменилась. Сидишь как в воду опущенная, и глаза на мокром месте. Вот я и хочу узнать, что произошло.
Виолетта спрятала лицо в ладони.
— Цеца считает, что ты бросишь меня, как только вернешься в Италию.
Рикардо присел рядом, взял ее за подбородок и повернул к себе.
— И забуду эти фиалковые глаза? Если ты веришь в это, ты такая же дурочка, как и твоя Цеца. Впрочем, она хорошо к тебе относится, и* это извиняет ее.
Виолетта прислонилась головой к его плечу.
— Я, наверное, действительно дура. Я так счастлива, что мне немного страшно.
— Слушай, Виола, ты напоминаешь мне бедную Эльзу, помнишь, у братьев Гримм. Она накануне собственной свадьбы спустилась в погреб за вином и увидела топор, вонзенный в притолоку. Села на пол и ревет в три ручья. Отец и жених прибежали, ничего понять не могут. А она им, мол, выйду я замуж, родится у нас сынок, такой красивый, умный, подрастет, пойдет в погреб за вином. Топор упадет и убьет его. У-у-у, какое горе!
Виолетта не смогла сдержать улыбки. На душе снова стало легко.
— Погоди-ка, как ты назвал меня только что?
— Бедная Эльза.
— Нет, ты сказал «Виола».
— Да, а что?
— Так называла меня моя мама.
— Лучшего имени она придумать не могла. У тебя глаза, как лесные фиалки, а фигура похожа на скрипку [1]. Сам маэстро Паганини позавидовал бы такой.
Он подхватил ее под мышки, приподнял, поставил перед собой и провел руками по ее телу. Пальцы почти сомкнулись на ее талии.
— Виола, — медленно проговорил он. — Можно, я буду называть тебя так?
— Тебе можно. — Она провела язычком по вдруг пересохшим губам. Его руки обжигали ее сквозь тонкую ткань рубашки.
Рикардо помедлил, потом убрал руки.
— Собирайся, пойдем купаться. Я прокачу тебя на гидроцикле, а если повезет, и на акваплане. Только быстро, а то я снова затащу тебя наверх, и мы сегодня из дома уже не выйдем.
Девушек Станчо разыскал довольно быстро. Их привезли в квартиру Атанаса, и теперь они пугливо жались друг к другу на большом плюшевом диване. Атанас стоял перед ними, широко расставив ноги, и с высоты своего роста внимательно всматривался в их перепуганные лица, пытаясь прочесть на них что-нибудь, кроме смятения и страха.
— Что вы так зажались? — спросил он грубо. — Что я вас пытать буду, что ли? Хотя, может, и стоило бы.
Девушки уставились на него, как загипнотизированные.
— У меня есть один вопрос, иначе стал бы я на вас, шлюх, время тратить. Когда вы возвращались со Станчо в Варну, с вами был кто-то еще?