— Дайте ему отставку, — задыхаясь, проговорил Клуттиг. — Ваши вещи я возьму с собой, — пообещал он ей.
У Гортензии было лишь одно желание — поскорей убраться прочь. Чувственность этого человека, на которой она строила свои расчеты, вдруг вызвала в ней отвращение.
Когда Гортензия ушла, Клуттиг бросился в кресло и вытер потное лицо. Он тяжело дышал. Возбуждение все еще клокотало в нем.
В тот самый час, когда Гортензия была у Клуттига, Цвейлинг находился в кабинете у Рейнебота. Пойти к начальнику лагеря он не осмелился. Рейнебот, казалось, был в превосходном настроении.
— Ну, дорогой мой, — воскликнул он, — не повезло же тебе с твоим капо!
При этом он самодовольно улыбался. Цвейлинг усмотрел в этом благоприятный признак и сделал осторожную попытку «замолвить словечко» за Гефеля. Рейнебот с огорченным видом покачал головой.
— Глупая история вышла. К сожалению, дело касается не только Гефеля, но и тебя.
Цвейлинг навострил уши.
— Я-то тут при чем?
Он проглотил комок. Рейнебот со скрытым удовольствием наблюдал за ним.
— Вот и я спрашиваю себя об этом, — лицемерно промолвил он и вынул из книги рапортов записку Цвейлинга. — Я до сих пор не могу этому поверить…
Цвейлинга уже мутило. Он сразу узнал записку. Рейнебот сочувственно вздохнул. Ему нравилось мучить Цвейлинга.
— Мы немножко погладили по спинкам Гефеля и поляка, как его там, и, видишь ли… — Рейнебот прищурил один глаз и тем придал незаконченной фразе определенный смысл. — Короче говоря, они всю вину сваливают на тебя.
Цвейлинг чуть не подскочил, но, чтобы не выдать себя, превратил рывок испуга в жест негодования.
— Это просто месть.
Рейнебот откинулся вместе со стулом и, вытянув руки, уперся ими в край стола.
— Это самое говорил и я себе.
Он выдержал небольшую паузу, многозначительно вертя записку. Цвейлинг сделал слабую попытку оправдаться.
— Не думаешь же ты, что я…
— Я ничего не думаю, — перебил его Рейнебот. — Это дело заковыристое: Любопытны кое-какие мелочи. Например, с этой запиской…
Рейнебот небрежно бросил бумажку Цвейлингу. Тот, рассматривая ее, пытался изобразить удивление, но Рейнебот ясно видел его игру. В нем крепла уверенность в своем предположении.
— Эту записку не писал никто из твоей команды.
Цвейлингу становилось все более не по себе.
— Откуда ты знаешь? — рискнул он спросить.
Рейнебот с улыбкой сообщника взял записку, сложил ее и спрятал в карман, изводя Цвейлинга обстоятельностью своих манипуляций. Цвейлинг не обладал способностью ловким возражением парировать удар, и поэтому минута безмолвия превратилась одновременно в допрос и признание.