— Послушайте, мой милый, что это за истории вы затеваете за моей спиной?
Клуттиг навострил уши. Такой тон был ему приятен. Исполненный боевого задора, он выдвинул из воротника кадык.
— За то, что я делаю, я несу полную ответственность.
— Ответственность! Вы переворачиваете мне весь лагерь вверх дном. Беспорядок в такое время нам ни к чему.
Клуттиг уперся кулаками в бока. Опасный жест! Швааль из осторожности отступил за письменный стол.
— Почему из-за какого-то еврейского ублюдка вы подняли такой тарарам?
Взгляд Клуттига источал яд. Желваки на его скулах усиленно двигались.
Он на шаг приблизился к письменному столу.
— Послушайте, штандартенфюрер! Мы с вами никогда не были друзьями, не будем ими и под конец. Вся эта возня скоро окончится. Мы здесь одни, без свидетелей, и я вам советую: не суйте носа в мои дела.
Швааль ощерился. На миг он готов был поддаться искушению и принять вызов, но передумал.
— Хорошо, — он вышел из-за письменного стола и зашагал по комнате. — Мы одни, без свидетелей, — продолжал он, как бы рассуждая вслух. — Так давайте поговорим откровенно. Вы считаете меня трусом, который хочет выслужиться перед американцами. Заблуждаетесь, милый мой! Я не фанатик, как вы, а реальный политик. Да, именно: реальный политик. — Он круто повернулся к Клуттигу, который собирался возразить.
Швааль взял в руки телеграмму и помахал ею, как референт во время доклада.
— Эвакуация! Приказ рейхсфюрера эсэсовских войск. Вы что, хотите противиться приказу? — коварно спросил он.
Ответ, который Клуттигу хотелось дать, был бы откровенным вызовом, поэтому он стиснул зубы и промолчал. Швааль использовал свое преимущество.
— Порядок эвакуации предоставляется на усмотрение лагерного начальства. Вот извольте! Значит, командование — в моих руках… Может, я не так понял?.. — Клуттиг смолчал и на этот раз, и Швааль продолжал — Ну, гауптштурмфюрер, с глазу на глаз скажите, кто может нам еще помочь? Фюрер? Или рейхсфюрер эсэсовских войск? Мы сидим в мышеловке, — заявил Швааль. — Время великих подвигов прошло. Прошло! — с ударением повторил он. — Нам наступают на горло.
Клуттиг был взбешен, но ему не удавалось вставить ни слова.
— Если мы уйдем отсюда, оставив за собой груду трупов, конечно, все признают, что мы были верны своему делу до гроба, но… какова будет плата?
— Трус! — прошипел Клуттиг.
Швааль снисходительно улыбнулся.
— Я не хочу, чтобы меня брали за горло. Если бы мы выиграли войну, тогда я просто ради развлечения устроил бы в лагере веселую стрельбу по подвижным мишеням. К сожалению, мы — говоря с глазу на глаз — войну проиграли, и это меняет положение.