Запах, шедший от блюд, не смог бы оставить равнодушным даже гурмана. Вино конечно же было самого высокого качества, но Кэсси упорно отвергала алкоголь. Хотя она пробовала всего понемногу, но разнообразие блюд сделало свое дело, и скоро Кэсси не могла проглотить ни кусочка. После тюремной еды этот пикник был словно из другой реальности. Кэсси и забыла, что может существовать другая жизнь…
Себастьян налил себе немного красного вина, наблюдая за сменой эмоций на лице Кэсси. Она была молчалива во время ужина. Он смотрел, как она кладет в рот кусочки еды, как сверкают ее белые зубы, как восторженно начинают блестеть ее глаза, когда она медленно пережевывала пищу, словно хотела растянуть это удовольствие. И с приборами она обращалась как человек, привычный к этому с детства. Он встречался с женщинами, которые за время обучения в престижных школах так и не научились есть изящно и красиво — так, как это делала Кэсси.
— Наверное, тяжело расти без матери?
Когда взгляд Кэсси метнулся к нему, а затем в сторону, Себастьян понял, что произнес это вслух. До этого он успел увидеть, как в глубине ее потрясающих изумрудных глаз что-то промелькнуло, но Себастьян не сумел разгадать их выражение.
— Как можно судить о том, чего у тебя никогда не было? — Ее довольно безразличный тон не обманул Себастьяна. — У меня было несколько нянь, которые оставались со мной, когда отец был на работе. Да и игрушками я не была обделена.
— Ты не ответила на мой вопрос, Кэсси, — напомнил он.
— Наверное, здорово иметь мать, особенно когда девочка подрастает, — сказала она, рассеянно теребя край скатерти. — Я стараюсь гнать от себя эти мысли, так как многие дети растут без матерей.
— Согласен, но ты никогда не говорила на эту тему. Может, в этом есть и моя вина, и я должен был тебя об этом спросить.
Кэсси по-прежнему не могла заставить себя поднять глаза на Себастьяна.
Все ее детство ушло на то, чтобы угодить отцу, но сделать это так и не удалось. Повзрослев, она стала делать все наоборот, превратившись в бунтарку. Все воспоминания, что у нее остались от этого подросткового периода, сводились к ругани и спорам, которые для нее почти всегда заканчивались одинаково, когда отец…
— Кэсси? — ворвался в ее тревожные мысли голос Себастьяна.
Кэсси заморгала, пытаясь вспомнить, о чем шел разговор. Перед ее мысленным взором стояла картина из прошлого. Ее спальня. Отец с багровым лицом, его рот перекошен от ярости, отчетливо слышен скрип его зубов, когда он заносит над ней сжатый кулак, чтобы ударить…
Кэсси проглотила стоявший в сухом горле ком. Она упорно избегала встречаться взглядом с Себастьяном. Где-то в животе возникло ощущение тошноты, а голова вдруг закружилась, словно от нехватки кислорода.